И, как оказалось, у меня получалось обвести вокруг пальца прохожих. Как-то раз мимо проходили рыцари. Один из них склонился с мощного коня в доспехах и рукой в перчатке погладил меня по шее, называя при этом «славной собачкой».
Хара и Тоббл чуть слышно захихикали, мне же было совсем не до смеха.
Но за это время я поняла: люди хорошо относятся к собакам. Не раз мне подкидывали еду, и я прилагала все усилия, чтобы не схватить её руками. Ко мне также подбегали дети погладить по голове и почесать спину.
И, что поразительно, мне очень понравилось общаться с людьми. Осознавать это было приятно и одновременно совестно.
– Какая мягкая собачка! – воскликнула девушка, которая несла деревянное ведро. – Намного мягче нашей.
– Она только что искупалась, – выкрутилась Хара и быстро погнала нас дальше. Позже мы остановились у небольшого пруда, и она обрызгала меня грязью. – Мех даирнов намного нежнее собачьего, – объяснила она. – В грязи это будет не так заметно.
Я фыркнула, глядя на свой испачканный хвост.
– Когда решишь ещё как-нибудь меня унизить, дай знать.
Хара отошла в сторону, чтобы полюбоваться на свою работу.
– Обязательно дам знать.
Мы шли дальше, и люди встречались нам всё чаще – одни шли в ту же сторону, что и мы, другие – в обратную. Кто-то ехал на телегах, запряжённых лошадьми, кто-то шёл пешком с узелком за плечами. Кто-то очень спешил, а некоторые, наоборот, передвигались вальяжно, мило общаясь друг с другом. Женщины нам попадались намного реже, чем мужчины, и совсем нечасто мы видели детей.
Однажды мы встретили элегантно одетого старика, который хромал, держась за ногу, а потом остановился посреди дороги прямо перед нами. Вдруг он снял башмак и, ругаясь, отбросил его в сторону.
Приблизившись к нему, мы услышали, как он что-то бормочет себе под нос и издаёт какие-то странные, непонятные звуки.
– Колдует, это точно, – прошептал Тоббл.
И вдруг появилось розовое облако, а в нём – новый ботинок! К сожалению, это была изящная женская туфелька розового цвета.
Тоббл вытаращил глаза.
– Ну, что я говорил? Магия – полнейшая чушь.
Когда мы проходили мимо старика, который теперь ругался пуще прежнего, Хара еле сдерживала смех.
– Иногда разделение на главные и неглавные классы кажется очень сомнительным, – рассуждала она. – Разве может какой-то старик считаться более значимым, чем смелый и сообразительный воббик, только потому, что умеет превращать ботинок в туфлю?
Польщённый, Тоббл улыбнулся.
– Интересно, а может ли магия помочь Бикс найти её сородичей? – спросил он. – Тогда бы от неё хоть какая-то польза была.
– Сомневаюсь, – ответила Хара. – Возможности магии не безграничны.
Уже через час я почуяла запах моря, о чём и сообщила шёпотом Харе, пока рядом не было прохожих.
– Мы почти добрались, – сказала она.
– Нам нужна лодка, чтобы доплыть до острова? – поинтересовался Тоббл.
– Нет, мы разыщем натайтов. Вода – их территория. А согласятся они нас взять или нет – только им решать.
– Ты раньше уже встречала натайта, Бикс? – спросил Тоббл. Он то и дело забывал, что мне запрещено разговаривать. Или же ему просто нравилось меня дразнить.
Я покачала головой.
– На самом деле, есть несколько видов натайтов, – начал объяснять Тоббл, шагая рядом со мной. – И некоторые почти такие же огромные, как киты. Но есть и размером с человека, только в отличие от людей у них на шее жабры, чтобы дышать под водой. И зелёная кожа.
Потом он добавил:
– Некоторые из них очень опасные.
Подумав минуту, он снова добавил:
– А ещё они склизкие.
Когда Тоббл замолчал, Хара затянула песню, и пела она басом, снова пряча свой настоящий голос.
Давным-давно,На заре бытия,Под Урманским тисомСобралась вся семья.В прохладной тениПод шелест волнСочиняли ониНовой жизни закон…Она застенчиво засмеялась.
– Певица из меня так себе. У этого сказания несколько версий.
– Расскажи нам, – попросил Тоббл.
– Это легенда, но Урманский тис существует – это самое старое дерево на земле. Легенда гласит, что, когда вокруг всё затопило, живые существа собрались на высоком холме.
Я, конечно же, слышала о потопе, но совершенно ничего не знала об этом дереве.
– Когда вода отступила, именно под ним старейшины и решили, как будет устроен мир. Они издали указ о правящих классах со своей территорией и правами.
Я кивнула, ведь уже слышала это от Дэлинтора. Внезапно меня охватила тоска, и я ещё больше осознала, сколько знаний мы получили от этого даирна-мудреца!
– И никаких прав у воббиков, – пробубнил Тоббл.
– Было решено, что натайты, которые могут дышать под водой, будут главными в водоёмах, впадающих в море, – в том числе и в реках, – но на расстоянии не более нескольких километров от устья, а также около заливов. Феливетам отдали во владения северные леса, где они правят и по сей день, и без их разрешения другим там находиться нельзя. Они же, конечно, могут свободно охотиться и в других лесах, но уже не властвовать там.
Феливеты – это жуткие кошки. С раннего детства они являлись мне в кошмарных снах.
– Террамантам доверили недра земли – пещеры, подземные реки и озёра, – продолжала Хара.
Я вздрогнула. Терраманты были монстрами размером с лошадь.
Тоже предмет моих ночных страхов.
– И, конечно же, раптидоны. Они главные в небе, высоко и не очень – над верхушками деревьев и гор, там, где они гнездятся.
– А люди? – спросил Тоббл, отступая в сторону и пропуская повозку.
– Людям отдали все остальные земли.
Тоббл махнул головой в мою сторону.
– А что на счёт даирнов?
В ответ Хара запела:
Даирны столь честны,И столь им жадность чужда,Что пусть берут ониВсё то, что им так нужно.Мы добрались до усыпанного бледно-жёлтыми цветами и пахнущего сырой травой дерева и уселись под ним отдохнуть. Я прислонилась к стволу с обратной от дороги стороны и подумала, что сейчас могу говорить.
– Хара, а что это значит? – спросила я. – «Даирны столь честны, и столь им жадность чужда».
Хара наклонила голову.
– А разве тебе не рассказывали об этом дома?
– Мы учили поэмы, сказки и песни, – ответила я. – Но даирнские поэмы… только о даирнах. По крайней мере, нас учили только таким.
– Когда-то очень давно даирны обитали повсюду, – сказала Хара. – В основном они жили стаями, но всегда и везде были почётными гостями. За уникальную способность отличать правду от лжи их очень ценили, особенно люди. Их ценили и боялись.
Если я умею отличать правду от лжи, чего больше никто делать не может, и если таких, как я, остались единицы – если вообще кто-нибудь, кроме меня, остался, – что со мной будет? Означает ли это, что теперь меня будут использовать в корыстных целях?
Или же, наоборот, каким-то образом я смогу использовать свой дар?
Я покачала головой. А
