Но Джордж в это время был не самой большой из наших проблем. Была другая, куда более важная, о которой я размышляла уже несколько дней. У меня даже сложился план, как её решить. Себастьяно, правда, ничего об этом не знал. В конце концов, он был ещё лежащим больным.
– О чём ты думаешь? – спросил он.
– Ни о чём, – заверила я.
– Ответ неверный. Я знаю это твоё выражение лица. Оно у тебя бывает, когда ты вынашиваешь какой-то план и скрываешь его от меня.
– Глупости! – солгала я. – Эй, тебе предписано лежать в постели! – испуганно воскликнула я, когда он сделал попытку встать.
– Даже при постельном режиме существуют те ограничения, которые мужчина может выносить лишь недолгое время. Например, эта, – он властно указал на отвратительный жестяной предмет его антипатии: – Чтоб я её больше не видел.
Я проигнорировала утку и вскочила, чтобы поддержать его, но он отстранился:
– Я могу идти самостоятельно, – объявил он. И впрямь, к моему удивлению, он твёрдо держался на ногах, и мне стало ясно, что он, должно быть, уже вставал и раньше. Возможно, с помощью Микса, который в последние дни помогал ему и с личной гигиеной. – И сегодня мне хотелось бы съесть что-нибудь приличное, – сообщил он мне, уже на полпути к клозету. – Этот вечный куриный бульон уже скоро польётся у меня из ушей.
Это был хороший знак! Я забыла про свои тревоги и побежала вниз, чтобы распорядиться у миссис Фицджон насчёт большого стейка к ужину. Едва я успела сделать это, как ко мне подошёл мистер Фицджон и подал на обязательном серебряном подносике сложенную записку.
– Что, опять граф? – измученно спросила я.
– Нет, на сей раз это леди Уинтерботтом, – мистер Фицджон тактично кивнул в сторону входной двери: – Она ждёт ответа снаружи.
Я развернула записку. Она состояла из одного предложения:
«Дорогая Анна, с мольбой о прощении настоятельно прошу тебя поговорить со мной. И.У.».
Эта потаскушка! И она ещё имеет наглость являться сюда! Спонтанно я хотела тут же просить мистера Фицджона отослать её, но что-то меня удержало.
– Проводите её в приёмный салон.
Мистер Фицджон, казалось, слегка удивился, но тут же справился с собой и поклонился:
– Как будет угодно миледи.
В салоне я встала у окна и ждала, когда мистер Фицджон приведёт Ифи. Она робко вошла и неуверенно остановилась, пока мистер Фицджон тихонько затворял за собой дверь.
– Добрый день, Анна, – тихо сказала она.
Я вежливо кивнула и указала ей на кресло:
– Садись. Может, хочешь выпить чего-нибудь освежающего?
Она отрицательно помотала головой и осталась стоять, благодаря чему я могла отметить её по-прежнему безупречный облик. Сегодня она была одета не так ярко, как обычно. На ней был ансамбль скромного кроя из дымчато-серого крепдешина, а к нему шляпка антрацитового цвета с одним-единственным узким бантом. Не выгляди она, несмотря на это, столь элегантно и безупречно красиво, можно было бы подумать, что она посыпала голову пеплом.
– Я слышала, что твой брат уже поправляется, – сказала она. – Этому я очень-очень рада.
Я кивнула и с интересом ждала, что же будет дальше.
– Анна, когда я услышала, что сделал Реджинальд, я не могла в это поверить. Что он способен на такую низость…
– А как давно ты вообще знаешь Реджинальда? – перебила я её.
Она немного растерялась:
– Как странно, что ты меня об этом спрашиваешь. Именно об этом я и раздумывала все эти дни. Он вернулся с континента в прошлом году, с войны против французов, и я помню, как он ко мне пришёл и как я обрадовалась, что наконец-то снова вижу моего любимого кузена. Но когда я теперь пытаюсь вспомнить, что было раньше… Моя память… в ней есть какие-то провалы, потому что я никак не могу вспомнить о наших прежних встречах, и это кажется мне весьма странным. – Она провела ладонью по лбу так, будто хотела что-то удалить оттуда. – Я не хочу о нём думать, почему-то мне от этого неуютно и как-то странно.
Нечто такое я и предполагала. Кто-то провёл над ней массивную манипуляцию, чтобы она думала, будто Реджинальд – её кузен. Или, может быть, даже – и при этой мысли мне стало дурно – она сама представляла собой иллюзорное существо, как, например, жена мистера Стивенсона, которая растворится в воздухе, как только перестанет существовать он сам.
– Анна, я пришла, чтобы просить прощения у тебя и твоего брата. – И тут её как будто прорвало: – Я не понимала, что исхожу из ошибочных представлений! Я так надеялась, что он и я… – Она осеклась, и её фиалкового цвета глаза наполнились слезами. – Господи, спаси, но я сразу влюбилась в твоего брата. Я вообразила себе, что если я лишь чуть-чуть подтолкну его, он со мной обручится – и всё будет хорошо! О, Анна! Чего бы я не отдала ради того, чтобы сделать его счастливым! Я хотела ему только добра, можешь мне поверить! Все эти маленькие глупые гусыни, что заполняют сейчас лондонский брачный рынок, даже близко не понимали бы его так, как я! Поверь мне, Анна, я не хотела ничего другого, кроме как быть ему хорошей женой! Его деньги, его титул – всё это было мне в конечном счёте безразлично! Но если бы я… если бы я могла догадываться, какие последствия это повлечёт за собой, я бы никогда… – Она смолкла, всхлипывая, и прижала к лицу свой кружевной носовой платок.
Я с испугом выслушала извержение её чувств. Это звучало отнюдь не расчётливо, напротив – я очень хорошо могла её понять. Да было бы как раз ненормально, если бы она не влюбилась в Себастьяно. И она ведь исходила при этом из того, что он подыскивает себе жену, в конце концов, это и впрямь было официальной версией. В принципе она не сделала ничего дурного. То, что Реджинальд форсировал всё дело, а потом ещё и воспользовался этим предлогом, чтобы убрать Себастьяно с дороги, – всего этого она ведь не могла знать. Должно быть, её это потрясло не меньше, чем меня.
– Highspeed-DSL, –
