Я негодующе распрямила плечи:
– Я его сестра!
– А я хорошая подруга, которая желает ему только добра. – Она меланхолически улыбнулась: – Видишь ли, Анна, после всего, что пережил твой бедный брат, ему просто необходима поддержка. Эта женщина, которую он любил в Карибике, она далеко. И к тому же она намного ниже его положения. Его будущее – здесь, в Лондоне, в городе его предков и в круге общества, к которому он принадлежит по праву своего положения. Ему делает честь то, что он так долго хранит ей верность, но со временем он поймёт, что у него ещё вся жизнь впереди. Жизнь, полная счастья.
Было ясно как день, к чему она клонит. Ифи планировала новую попытку наладить личную жизнь. Было очень глупо с моей стороны вразумлять её в этом пункте. Ифигения Уинтерботтом не сдаётся так быстро, наоборот, её девиз: теперь и подавно!
Она лучезарно улыбалась мне:
– Может, попросим Микса проводить меня наверх в кабинет? Я хотела бы передать конфеты Себэстшену лично в руки.
Моё терпение лопнуло. Как ни жаль мне было.
– Ифи, вот этого с тобой и Себэстшеном просто не может быть. Он не расположен к женщинам. – Вообще-то я сказала «голубой», но преобразователь, кажется, перевёл это достаточно понятно: Ифи поняла мгновенно.
Она раскрыла рот и сделала две попытки, прежде чем смогла что-то произнести.
– Не может быть! – потрясённо прошелестела она.
– Это так.
– Докажи!
Я уже готова была воспеть рвущий сердце романс о двоих мужчинах в стиле «Горбатой горы», но вовремя вспомнила, что в эту эпоху голубизна была далеко не политкорректной. Она была даже преступной и наказуемой. Поэтому я лишь строго объяснила:
– Кажется, ты забыла, что это запрещено. Поэтому тут вообще ничего не докажешь. Моему бедному брату с юности не оставалось ничего другого, как подавлять и скрывать свои наклонности.
– Подавлять… – повторила Ифи, заикаясь, явно шокированная.
– Вот именно, – продолжала я хладнокровно. – Как только какая-нибудь женщина начинает искать сближения с ним, это не вызывает у него ничего, кроме ужаса. Несмотря на это, он делает хорошую мину при плохой игре и иной раз даже изображает, что увлечён, так сказать, для маскировки. – Я твёрдо смотрела ей в глаза: – Не захочешь же ты всерьёз иметь такого мужа, который собственного камердинера находит привлекательнее тебя? Это я только для примера, – быстро добавила я, прежде чем она успела сделать из этого какие-то выводы. Дружелюбно, но решительно я забрала у неё из рук коробочку с шоколадными конфетами: – Я передам их ему с приветом от тебя. А теперь тебе, к сожалению, надо уйти, потому что у меня много неотложных дел. – Прежде чем она успела возразить, я подхватила её под руку и вывела из салона к входной двери. Она была всё ещё огорошена так, что не могла вымолвить ни слова, если не считать сдавленного «Adieu» на прощанье.
Меня стала мучить совесть, когда я увидела, как запуганно она шла к своей карете, но я утешала себя тем, что всё то враньё, которое я произвела сегодня на свет, служило доброй цели. В конце концов, я находилась тут ради своей миссии и должна была, что называется, спасти мир. Тут уж не приходится пугаться мелкого вранья. Кроме того, Себастьяно действительно нуждался в покое. Я не могла допустить, чтобы Ифи своими новыми попытками сближения вредила его выздоровлению.
Ну хорошо, шоколадные конфеты я могла ему передать. Они наверняка вкусные. На пробу я открыла коробочку. Они выглядели и впрямь маняще. Может, я могла бы сперва сама…
– Миледи.
Я повернулась, застигнутая врасплох. Фицджон в своей бесшумной манере приблизился и стоял позади меня. Он откашлялся.
– Если миледи позволит мне один вопрос… Джерри появился?
– Нет, к сожалению, нет, – подавленно ответила я. – И я всё ещё не знаю, как мне уехать в Эймсбери. Джордж… Я хотела сказать, граф Кливли предложил отвезти меня туда, но я ещё не знаю точно, принимать ли мне это предложение.
– Это и впрямь было бы в высшей степени неловко, – согласился Фицджон. – Выезд за город незамужней молодой дамы в сопровождении мужчины, который не является ей родственником и не состоит у неё на службе, немедленно привел бы к тому, что репутация этой молодой дамы оказалась бы раз и навсегда испорчена.
Ах ты, ну и времечко. Про это я и не подумала. Разумеется, Фицджон был прав. Люди тотчас начали бы сплетничать, и я моментально превратилась бы в общественное ничто. В итоге мне бы это стоило приглашения на вечер у принца-регента – и тем самым вообще нашего важнейшего контакта, поскольку вокруг этого типа и его благополучия всё и вращалось.
Какая удача – иметь такого дворецкого, как Фицджон. Он предостерёг меня от непоправимой ошибки. Но тем самым решение моей проблемы, к сожалению, отодвигалось в неопределённую даль.
– Если миледи позволит мне одно предложение, я сам знаю дорогу на Эймсбери очень хорошо. Там неподалёку живёт моя старая тётушка, которую я уже не раз навещал. К тому же мне говорили, что я очень ловкий возница. А поскольку я ваш дворецкий, в случае моего сопровождения вашей репутации ничто бы не угрожало.
Я ошеломлённо выслушала это предложение, но мой ступор продлился лишь полсекунды. Какое гениальное решение! Одним ударом решалась вся организация поездки. Мне больше не нужно было ломать голову, как уйти от сопровождения Смита и Уэста, поскольку я уеду под защитой моего дворецкого. Лучше не придумать!
– Вы моё спасение, мистер Фицджон! Я просто сама себе завидую, что у нас такой замечательный дворецкий!
На это восторженное замечание мистер Фицджон отреагировал со своей обычной невозмутимостью. Лишь мелкая дрожь в правом уголке его губ указывала на то, что моя похвала не оставила его равнодушным. Я уже почти ждала, что он спросит, за каким чёртом я вообще еду в это Эймсбери и почему я должна там быть непременно к завтрашнему вечеру, однако его профессиональная тактичность не позволила ему донимать меня расспросами. Он лишь вежливо осведомился, не буду ли я против, если его жена соберёт нам необходимый провиант и завернёт несколько горячих кирпичей для поездки. Разумеется, я была очень даже не против.
Так всё решилось. Фицджон отвезёт меня в Эймсбери, и я окажусь в каменном круге Стоунхенджа к полнолунию. И сделаю то, что предназначила для меня судьба.
* * *Как-то мне удалось утаить от Себастьяно мои намерения. Признаться, это было не бог весть какое искусство, потому что вечером накануне отъезда я пробыла у него лишь пару минут, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Он принял немного болеутоляющей настойки с опиумом и был уже полусонным, когда я вошла к нему в комнату.
Он
