– Она невероятна, – выдохнула Дженна.
– Интересно, из чего она сделана. Я никогда не видела такого белого камня, – сказала Изабель.
– Этот камень называется мрамор. Наш народ добывает его. Его используют исключительно для изваяний Матери. – Отец Джон, казалось, появился из ниоткуда, выступив из-за алтаря.
– Она очень красивая, – сказала Мари. – Мы тоже чтим богиню, Великую Мать-Землю. Только мы создаем ее идолы из самой земли.
Отец Джон задумчиво склонил голову набок.
– Я бы очень хотел посмотреть на ваших идолов.
– Возможно, когда мы осядем на равнинах Всадников ветра, вы сможете нас навестить, – сказала Мари.
Улыбка отца Джона поблекла.
– О нет, Жрица Мари. Спасибо за приглашение, но Салиши никогда не покидают берегов реки. Мы не можем. Не должны. Мать желает, чтобы мы оставались здесь и охраняли покой духов.
– Но они не знают покоя, – сказала Голубка. – Они встревожены и смятены, словно чего-то ждут. Они ждут, но ничего не происходит.
Отец Джон прищурился.
– Кто это безглазое дитя?
Слова пришли Мари из глубины сердца.
– Это наша Видящая. Ее зовут Голубка.
– Ах, так значит, сестра Голубка не имеет глаз, но может видеть.
– Я пытаюсь, – сказала Голубка.
Отец Джон отвернулся от них и открыл длинный деревянный сундук, стоявший за статуей Матери. Сундук покрывала искусная резьба, повторяющая символы, вытатуированные на телах мужчин, и Мари вдруг заметила, что символ в действительности всего один – большая буква «М», окруженная сложными узорами. Старик вынул из сундука курильницу – уменьшенную копию жаровен, что висели перед домами Салишей и источали сладковатый аромат. Он взял длинную тонкую веточку и поднес ее к одной из свечей, а затем поджег пучок сушеных трав в курильнице.
После этого он встал перед Голубкой, помахивая курильницей взад и вперед и окутывая травяным дымом Голубку и Лили. Мари узнала землистый аромат горящего шалфея.
– Дыши глубже, сестра Голубка. Раскрой свой разум священному дыму. А потом расскажи Матери, что ты видишь, не имея глаз.
Голубка застыла, едва вдохнув дым. Она слегка закашлялась и глубоко задышала. Лили наблюдала за ней с таким лицом, словно в любой момент готова была дернуть ее в сторону, прочь от отца Джона, – и тут Голубка изменилась. Она распрямила спину. Вскинула подбородок. Повернула голову так, что, будь у нее глаза, смотрела бы в сторону реки. Когда она заговорила, Мари узнала певучий тон, который приобрел ее голос прошлой ночью.
– Мне ничего не нужно рассказывать Матери, ибо она уже знает. Приближается великая тьма – великое море теней. Я вижу, как тонут в нем Салиши. А когда волна отступает, я не вижу Салишей, но слышу, как беззвучно рыдает земля, а рабы оплакивают будущее, которого их лишили.
Закашлявшись, Голубка чихнула, вытерла лицо тыльной стороной ладони – и снова стала собой, хрупкой безглазой красавицей. Она повернулась от реки к отцу Джону.
– Прости меня. Я знаю, как ужасно это звучит, и не уверена даже, откуда пришли эти слова, но я в них верю. Близится что-то плохое – то, что много веков ждало своего пробуждения. Оно уничтожит Салишей, если вы не оставите эти земли. Вы сможете вернуться – я чувствую это. Но сейчас вы должны уйти и не возвращаться, пока не сменятся сезоны.
– Уйти? Мы Салиши. Мы не уходим от своей реки.
– Но вы ведь можете, верно? – спросила Мари. – Сейчас весна. У вас есть время уйти подальше от берега. Ведь, как говорит Голубка, это не навсегда, а всего лишь на год.
– Мать защитит нас. Мы останемся там, где жили всегда. Мы пережили разрушение мира. Заботой Матери мы процветаем там, где другие нашли конец. Мы останемся под ее могущественной защитой.
– Но Мать знает, что произойдет. Я думаю, это предупреждение исходит от нее, – сказала Голубка.
– Чушь. Почему тогда Мать не предупредила меня, своего жреца? Или кого-то из нашего народа? Почему она выбрала голос чужестранки?
Голубка прикусила губу. За нее ответила Дженна:
– Может, она пыталась тебя предупредить, но ты ее не слушал? Прошу, не сочти мои слова за непочтительность. Но я знаю, что такое не видеть правды, которую не хочешь видеть. – Дженна поймала взгляд Мари и одними губами шепнула: «Прости».
– Отец Джон, – сказала Голубка. – Подумай, не было ли у тебя в последние месяцы снов, символов и знамений, которые ты мог не заметить или неверно истолковать. Возможно, тогда мои слова обретут для тебя смысл.
– Вы должны уйти. Немедленно, – сказал отец Джон бесцветным голосом, холодным, как лезвие ножа.
– Я… я не хотела никого оскорбить, – сказала Голубка.
Мари коснулась руки девушки.
– Отец Джон, Голубка лишь выполнила твою просьбу. Она заглянула в будущее и рассказала о том, что увидела. Я знаю ее недолго, но она поклялась мне, что будет говорить только правду. Я верю ей, и тебе тоже стоит ей поверить.
Мари заглянула в глаза отца Джона и увидела в них отрицание и нарастающий гнев.
– Оставьте подношения у ног Матери. Я соберу вашу Стаю. Вы покинете нашу деревню. Сейчас же. Вы не будете заводить разговоры ни с кем из Салишей. Это понятно?
– Я тебя поняла. Мы уйдем. Но сперва я бы хотела увидеться с вашими старейшинами – или теми, кто руководит вашим народом, – сказала Мари, пока Изабель и Дженна торопливо раскладывали дары у подножия статуи.
– Я отец Джон, старший жрец. Я говорю за Салишей. Если вы хотите увидеть свои лодки, вы уйдете. Сейчас же. И до тех пор, пока вы не покинете наши земли, вы не произнесете при Салишах ни слова из того, что говорила эта женщина. – Он осуждающе ткнул пальцем в Голубку. – У меня есть глаза и уши в каждой из наших деревень. Если я услышу хоть слово о той нелепице, что несла ваша Видящая, я передам всем, что вам запрещено передвигаться по нашей реке.
– Но мы лишь хотели… – начала Мари. На этот раз Голубка остановила ее прикосновением руки.
– Ничего не выйдет. У него есть глаза, но он не желает видеть, и в своей слепоте обрекает свой народ на гибель.
– У меня есть глаза, и я вижу зло. Вы принесли его сюда. Чего еще следовало ожидать от распущенных женщин, которые играют в богинь. Вы говорите о тьме и гибели, но наша деревня исполнена света и красоты. Мы охраняем реку, а Мать охраняет нас. Мы бережем покой духов. Мы Салиши! – враждебно сказал он Голубке. – А теперь уходите, или я прикажу разобрать ваши лодки и утопить их на середине реки за такое богохульство.
Он развернулся и зашагал в сторону рынка, подзывая к себе Стаю. Полы его мантии развевались за спиной, как перья глупой старой птицы.
– Его
