– Еще нет. Скорее жду с нетерпением и хочу, чтобы этот день поскорее настал. Но я знаю, как буду волноваться, когда он наконец настанет, так что на самом деле я бы хотела оттянуть его как можно дальше. Понимаешь, о чем я?
– О да.
– Так ты думаешь, Клэйтон изменил свое отношение к тебе, потому что боится, что Призрак может обогнать Барда в Забеге?
– Призрак может обогнать Барда. Я в этом не сомневаюсь, но это не имеет значения. У Призрака нет Всадника. Он не может участвовать.
Эйприл огляделась и, хотя они были одни, понизила голос.
– Знаешь, ходят разговоры о том, чтобы допустить его до состязания.
– Призрака? Но это невозможно.
– По действующему закону – да. Но многие в Табуне считают, что законы пора менять.
– Я знаю, что Клэйтон среди этих людей, но он точно не захочет, чтобы Призрак участвовал в Забеге. – Ривер покачала головой. – Я бы хотела, чтобы мама пресекла эти слухи, но она ведет себя так, словно это ерунда, не заслуживающая внимания.
– Может, потому, что это и впрямь ерунда, не заслуживающая внимания? Мама правит Табуном почти десять лет. Она мудра. Она бы не стала игнорировать что-то действительно серьезное. И потом, ты ведь знаешь, сколько слухов ходит, когда Старшая кобыла и Жеребец-лидер сменяются в один год.
– Знаю, но это все равно раздражает.
– Но ты не ответила на мой вопрос. Почему ты не хочешь, чтобы Клэйтон и Бард победили?
– Я думаю, что Бард отличный жеребец – не лучше Призрака и, пожалуй, пары других претендентов, но это решит Забег. Я не хочу, чтобы Клэйтон стал Старшим Всадником, потому что он хочет править.
– Но ведь в этом заключается задача Старшего Всадника.
– Нет. Он ведет остальных жеребцов и служит Старшей кобыле и всему Табуну. Я знаю Клэйтона. Он не хочет служить. Он хочет править Старшей кобылой.
Эйприл грубо фыркнула.
– Не бывать этому!
– И все же у Клэйтона есть сторонники – та же Скай, которая считает, что может обойти нас с Анджо в Испытании Кобылицы, – и они все смелее говорят о том, что хотят перемен.
Эйприл покачала головой.
– Я не понимаю. Наши лошади сильны и красивы. Наш народ здоров и счастлив. В краю Всадников ветра веками царил мир. И я не думаю, что их поддержат другие табуны. Я просто не понимаю, почему Клэйтон и его друзья ни с того ни с сего захотели перемен.
– «Ни с того ни с сего»? О нет. И я не думаю, что такое происходит только в нашем табуне. Клэйтон и раньше говорил странноватые на мой взгляд вещи, но когда я просила его пояснить, что он имеет в виду, он просто отмахивался и менял тему – до того дня, как вернулся из табуна Киноварь. С тех пор он не скрывает своих идей. Эйприл, я начала избегать его не только потому, что он на меня давил. Я избегала его, потому что мне не нравится то, что он говорит.
– Выходит, победа Клэйтона и правда не принесет Табуну ничего хорошего.
– Да. По крайней мере, тому Табуну, который мы знаем.
– Чтобы держать его в узде, потребуется сильная команда из кобылы и Всадницы. Ты ведь не думаешь, что Скай и Скаут могут победить? Великая Мать-Кобылица знает, что Скай сделает все, чего хочет Клэйтон. Только посмотри на эту парочку, – сказала Эйприл, теребя в пальцах длинную травинку.
Девушки посмотрели вниз. Скай устроилась на камне у края грязевой ямы. Даже издалека Ривер видела, что ее выкрашенные в земляничный цвет волосы украшены пурпурными лентами, и такие же ленты были вплетены в гриву Скаут. Бард упорно рысил вдоль края грязевой ямы взад и вперед; его могучую, блестящую от пота грудную клетку покрывала пена. Клэйтон крикнул что-то Скай со спины Барда, и сквозь пар, который поднимался от бассейна, до них донесся ее кокетливый смех. Забытая своей Всадницей Скаут с трудом месила копытами грязь в нескольких корпусах от Барда.
– Скай не единственная, кто не спускается в грязевую яму, – заметила Ривер.
– Я знаю, но, если бы мне повезло так, как ей, и меня выбрала такая прекрасная лошадь, как Скаут, я бы сейчас была с ней в яме, а не вертелась на камне, кокетничая с парнем.
Ривер посмотрела на сестру.
– Ты имеешь в виду, если в яме не будет Бракса и Канфа?
Эйприл вспыхнула. Бракс был на год старше ее, и на последнем Избрании его выбрал славный гнедой мерин по имени Канф.
– Мы с Браксом нравимся друг другу, и даже очень, но я бы не позволила своим чувствам превратиться в такое. – Эйприл ткнула пальцем в Скай, которая, откинув за спину длинные волосы, подбадривала Барда криками и аплодисментами, пока Скаут продолжала плестись позади, из последних сил разбрызгивая грязь.
Ривер с отвращением отвернулась от Скай и перевела взгляд на ее кобылу.
– Скаут отличная лошадь, но она не так быстра, как Анджо. С Анджо могла бы сравниться разве что Эхо, да и то когда была в расцвете лет.
Эйприл пихнула ее плечом.
– Смотри, чтобы тебя не услышала мама.
– О, не беспокойся. Я бы никогда не сказала такого при ней.
– Но я с тобой согласна. Анджо очень быстрая.
– Это точно. Я уверена, что в Испытании Кобылицы примут участие Люси и Блю, а это команда посильнее, чем Скаут и Скай. Блю легко могла бы обогнать Скаут. И я сомневаюсь, что Скай и Люси единственные из Всадниц будут участвовать в Испытании. Состязаться может кто угодно – лишь бы кобыла была не старше десяти лет, а таких потрясающих команд много и у нас, и в других ветвях Мадженти. Участвовать будут кобылы и Всадницы из всех наших табунов, так что конкуренция будет жесткая. Ты ведь понимаешь, что в Испытании Кобылицы значение имеет не только скорость? Мы должны будем принимать решения как одно целое. Я не знаю, какие нас ждут испытания: это известно только Совету, а поскольку Испытание Кобылицы всякий раз проходит по-разному, даже мама не поможет нам с Анджо подготовиться.
– И свидетелями будут только судьи из Совета, которые рассредоточатся по всему маршруту – по крайней мере, до финишной линии, где смотреть на тебя будут все. Я знаю – все это знают. Но ты сама-то как думаешь: вы можете победить?
– Анджо в это верит, и мне этого достаточно.
– Я тоже так думаю, – твердо сказала Эйприл.
– Ты ведь понимаешь, что, если мы с Анджо возглавим Табун, вы с кобылой, которая тебя выберет, скорее всего, никогда не станете Старшей Всадницей и Старшей кобылой? – спросила Ривер сестру. Жеребцы-лидеры сохраняли титул не дольше восьми лет – а иногда и гораздо меньше, если жеребец получал травму или по какой-то иной причине не мог
