– Их убивают?
– Не знаю. Сначала мы думали, что они сами ушли, но их слишком много. Матери, которые ни за что не бросили бы семьи; девушки, ровесницы моей Рози. Люди говорят, на Базаре появился какой-то странный колдун. Понятия не имею, что происходит с моими женщинами, но никому из Института их поиски доверить нельзя, это ясно как день. Никому из Охотников я не доверяю – кроме тебя. Я пустила слух, что ты нам нужен. Не знала придешь ли ты… Но ты пришел.
Королева Сумеречного базара умоляюще посмотрела на него. Выглядела она сейчас не старше столпившихся вокруг нее детей.
– Ты мне поможешь? Еще один раз?
– Столько раз, сколько потребуется, – твердо сказал он. – Я найду твоих женщин, и выясню, кто за этим стоит. Я их остановлю, даю тебе слово.
Он умолк, вспомнив о просьбе Джема и Тессы.
– У меня есть здесь друзья, помимо Лили. Чародейка и бывший Безмолвный Брат с седой прядью в волосах. Можно им войти на Базар? Клянусь, им можно доверять.
– Кажется, я знаю, о ком ты, – сказала Джульетта задумчиво. – Они просили впустить их несколько ночей назад, так? Я слышала, мужчина красив.
– Ты не ошиблась, – вставила Лили.
– Да уж, нефилимы бывают на редкость хороши, – улыбка Джульетты стала еще шире.
– Наверное, – пожал плечами Алек. – Так я о Джеме никогда не думал.
– Да ты слепой! Как ты из лука-то стреляешь?! – возмутилась Лили.
Он закатил глаза.
– Хорошо, Джульетта. Я дам знать, как только что-то найду.
– Я так рада, что ты здесь, – тихо сказала она.
– Сделаю все, что смогу, – ответил он и поглядел на детей. Они все так же молча таращились на него. – Гм. Пока, дети. Рад был познакомиться.
Он неуклюже кивнул и зашагал обратно, к огням и музыке Базара.
– Так, – бросил он Лили на ходу. – Сначала осмотримся, наведем справки, а потом встретимся с Джемом и Тессой.
– Давай завернем к той лавке с фруктовым джином! – предложили она.
– Нет.
– Нельзя же все время заниматься только делами, – сказала Лили, которая вряд ли когда-то в жизни занималась делами дольше пяти минут подряд. – Так кто, по-твоему, горячий?
Он непонимающе воззрился на нее.
– У нас бро-роуд-трип, не забыл? Нам положено делиться секретами. Ты сказал, что Джем не горячий. Тогда кто?
Алек покачал головой – какая-то фейри пыталась продать им зачарованные браслеты, утверждая, что в них настоящие чары и притом совершенно уникальные. Когда он спросил ее об исчезновении женщин, она лишь округлила глаза, и знала она явно не больше Джульетты.
– Магнус горячий, – сказал он наконец, когда они пошли дальше.
– Как же я устала от вас с Моногамнусом, кто бы знал, – закатила глаза Лили. – Он еще тупее, чем ты.
– Вовсе он не тупой, – обиделся Алек.
– Бессмертный, который отдал свое нежное сердце кому-то одному? Не смеши меня. – Лили прикусила губу, немного слишком сильно прижав ее клыками. – Это реально тупо.
– Лили…
Но она покачала головой и продолжила подчеркнуто легким тоном.
– Оставим в покое твоего сладкого возлюбленного. Я знаю, что был еще и Джейс. Все дело в парнях с золотыми глазами, да? А ты разборчив, мой дорогой. Хотя это сильно сужает поле игры. И что, никаких больше романов, кроме Джейса? Даже самого крошечного, даже когда ты был подростком?
– Чего ты скалишься? Как будто знаешь что-то, чего не знаю я, – встревоженно заметил Алек.
Лили хихикнула.
За одним из прилавков вдруг сильно зашумели. Алек повернулся в ту сторону, радуясь возможности не объяснять ей, что разборчивость для него никогда не была проблемой. Напротив – это было скорее облегчением, особенно когда сам перед собой притворяешься, что жестоко страдаешь от влюбленности в Джейса.
Еще мальчишкой он глазел на рекламу с мужчинами, обычными людьми, на улицах Нью-Йорка; его тянуло к приходящим в Институт парням – он слушал, как они болтают об охоте на демонов, и думал, что они ужасно крутые. У него были расплывчатые детские грезы и мечты, целые воображаемые края, туманные и ослепительные, населенные красивыми мальчиками… А потом детство вдруг закончилось, а вместе с ним и мечты. Он был слишком юн, чтобы понимать себя. А потом вдруг перестал быть слишком юн. Он слышал насмешливые голоса гостей-Охотников; помнил намеки отца – словно предмет разговора был слишком отвратителен, чтобы говорить о нем прямо… А сам он умел говорить только прямо и никак иначе. Алек чувствовал себя виноватым всякий раз, отводя глаза от очередного мальчишки, даже если посмотрел на него просто из любопытства. А потом появился Магнус, и он уже больше не отводил от него глаз. Никогда.
Шум за прилавком усилился.
Сильный шум где-то совсем низко над землей. А потом прилавок, за которым какой-то вервольф торговал из котла жарким, просто взорвался сиротками Сумеречного базара. Дети были повсюду – нижнемирские всевозможных видов, и все они выкрикивали имена, просьбы, шутки, все старались привлечь его внимание. В основном на испанском, но Алек расслышал и несколько других языков и тут же запутался, какие слова – на каком. Разноцветные отблески плясали на десятках маленьких лиц. Он растерянно вертел головой не в силах остановиться на одном лице, одном голосе.
– Гм… Эй! – сказал он, наклоняясь над толпой и запуская руку к себе в сумку. – Эй, голодные есть? Вот вам, хватайте.
– Фу! Это что у тебя, энергобатончики? – скривилась Лили. – Нельзя так издеваться над сиротами!
Но Алек уже вытащил бумажник и начал раздавать детям деньги. Магнус всегда следил, чтобы в бумажнике магическим образом появлялась наличность – просто так, на всякий случай. На себя Алек деньги все равно не тратил.
Лили хохотала. Она всегда любила детей, хотя иногда притворялась, что не любит. А потом она замерла. На мгновение ее сияющие глаза стали мертвыми и пустыми. Алек напрягся.
– Ты, малыш, – ее голос дрожал. – Как, ты сказал, тебя зовут?
Она тряхнула головой и повторила вопрос по-испански. Алек проследил за ее взглядом.
Остальные дети пихались, наседали, хватались друг за друга и за прилавки, но вокруг этого мальчика оставался круг пустоты. Теперь, когда их внимание безраздельно принадлежало ему, он не кричал. Просто стоял, закинув кудрявую голову, чтобы как следует рассмотреть чужаков сузившимися очень темными глазами. Очень суровыми… хотя это, наверное, были фантазии Алека, ведь ребенку едва исполнилось шесть.
– Рафаэль, –
