– Как думаешь, чем они там питаются? – спросил Тай у Ливви.
– Надеюсь, что друг другом, – оптимистично отозвалась она. – Ну, или кабачками. Кучами кабачков.
Она была совершенно уверена, что никто в здравом рассудке не может любить кабачки.
Но и Схоломант тоже изменился. Когда-то здесь готовили центурионов: Ливви слышала, как центурионы, нагрянувшие в Лос-Анджелесский Институт, говорили об этом месте. Здесь вербовали будущих членов Когорты – и это было ужасно. Теперь все симпатизирующие ей сидели в Идрисе, и большой потерей для человечества это, насколько могла судить Ливви, не стало. Все, кого она встречала из Когорты, были либо задиры, либо фанатики, либо узколобые лизоблюды. Кабачки мира Охотников. Кто будет по таким скучать? Настоящая проблема не в том, что они ушли… а в том, что они ушли недостаточно далеко. Все еще здесь – рыщут, запертые в Идрисе, строят козни, замышляют… одному Ангелу известно, что.
Некоторые из наставников Схоломанта отправились в Идрис вместе с центурионами, и теперь тут всем заправляла Джиа Пенхаллоу, бывший Консул. Она сложила с себя консульские обязанности, чтобы отдохнуть и прийти в себя, но когда пошла на поправку, начала искать какое-нибудь занятие. Ее муж Патрик тоже был с ней, и Рагнор Фелл – в качестве преподавателя и наставника. Часто наведывалась сюда и Катарина Лосс. Она много времени проводила в новой Академии, на ферме Люка Гэрроуэя к северу от Нью-Йорка, но то и дело заезжала в Схоломант – пополнить запасы лекарств или вылечить какую-нибудь редкую болезнь магического происхождения.
Были и другие перемены. Кит уехал жить к Джему и Тессе, а Хелен с Алиной укрылись в Лос-Анджелесском Институте. Всем своим призрачным сердцем Ливви желала, чтобы они с Таем тоже остались в Лос-Анджелесе, но брат был тверд: отъезд в Схоломант станет наказанием за его великое преступление (а именно – за попытку вернуть Ливви с того света). Не слишком-то лестно, рассуждала она, быть альбатросом-привидением, висящим у Тая на шее, – но лучше уж альбатрос-привидение, чем просто мертвая сестра[27].
– Никто не выбрал бы такую жизнь, – сказал Тай и отложил ручку.
Голос его звучал отстраненно, словно издалека. Вряд ли он сейчас говорит о Схоломанте, решила Ливви.
– Я видела следы животных вокруг Диммет-тарна. Озеро сейчас не все покрыто льдом. Я слышала, студенты говорят, что этот год самый теплый за все время. Можешь представить еще больше снега? Судя по всему, звери приходят к Диммету на водопой. Интересно, какие?
– Скорее всего, карпатские рыси, – предположил Тай. – Говорят, они водятся в этих местах.
– Как и я, – сказала Ливви, но Тай не засмеялся над ее шуткой.
– Тебя не было почти три часа, – сказал он. – У меня все записано. Ощущение было такое, словно часть меня уснула. И в конечностях колет.
– У меня то же самое, – согласилась Ливви. – Как будто между нами растягивается резиновая лента.
На прошлой неделе в свободное от уроков время они провели несколько экспериментов: Ливви удалялась все дальше и дальше от Тая, параллельно увеличивая и время отсутствия. Озеро Диммет находилось сразу за Схоломантом, меньше чем в четверти мили от комнаты Тая, но уходить еще дальше Ливви не рискнула. Она парила над поверхностью воды так долго, что незыблемый черный покой внизу едва ее не загипнотизировал. В озере отражались голые деревья на берегу, но, сколько бы она ни приближала лицо к гладкой чернильной поверхности воды, себя Ливви все равно не видела. Видела собственную руку, но не отражение руки, и чувствовала себя из-за этого очень странно. Так что она решила любоваться водой и попробовала отпустить все свои тревоги и несчастья. Единственное, что имело значение, был Тай.
Через некоторое время она оторвалась от созерцания Диммета и вернулась к нему.
– Хотела бы я увидеть карпатскую рысь, – сказала она.
– Это исчезающий вид, – заметил Тай. – И они не любят показываться на глаза.
– Ну, я невидимка, – сказала Ливви. – Так что шансы увидеть рысь у меня хорошие. Но имей в виду, что Диммет-тарн – обычное горное ледниковое озеро. Так что все эти старые легенды… видимо, просто легенды.
– Я считаю, что необходимо продолжать расследование, – ответил на это Тай. – Я продолжу копаться в библиотеке.
Они выбрали Диммет как место для экспериментов, не только потому, что до него было удобно отмерять расстояние. В Схоломанте среди студентов об этом озере ходили самые невероятные истории. Оно считалось таинственным и зловещим, но о том, почему оно такое, единого мнения не было. Одни говорили, что когда-то тут любили появляться фейри. Другие предполагали, что глубоко, на самом дне озера, куда не достанет ни один эхолот, лежит крупная кладка демонских яиц. Ах да, еще говорили, что один несчастный колдун заколдовал воду, и от купания в ней развивается ножной грибок – на коже начинают расти крошечные синие и зеленые поганки. Это звучало совсем уж неправдоподобно, но в те времена, о которых говорилось в легенде, колдуны как правило были мелочными и злопамятными. Что поделать, один из побочных эффектов бессмертия – со временем забываешь, что некоторые вещи нужно просто отпускать.
– А нырять ты пробовала? – поинтересовался Тай.
– Еще бы.
Это было примерно как лезть сквозь деревянную спинку кровати. Да, ей удалось погрузиться в воду. Но на плаванье в океане совсем не похоже. На лос-анджелесском побережье вода была голубой, зеленой или серой – это зависело от времени дня и от того, светит ли солнце; каждая волна щеголяла в шапочке из белой пены и шумно выпрыгивала на влажный песок. Диммет же был черным, абсолютно черным – как ночь, только без звезд, луны и надежды, что когда-нибудь наступит рассвет. Он был черным, как смола, как… ничто.
Воду Диммета она не почувствовала, но погрузилась в нее, медленно, с головой. Внизу царила кромешная тьма; воспоминание о зимнем небе наверху меркло, съеживалось, и совсем исчезло. Она перестала видеть и чувствовать хоть что-нибудь, и плыла вниз, вглубь – в эту бездну, в черноту, в ничто. В какой-то момент она перестала понимать, погружается ли дальше, или просто висит на месте. Кругом было это самое ничто. Только ниточка, связывающая ее с Таем, еще оставалась – она никуда не делась, очень тонкая, но все же крепче самого прочного металла.
Они с Таем решили, что раз она теперь – точно она, пусть даже
