— Алан был твоим следующим любовником?
— Вот именно — любовником. У нас были отношения без обязательств.
— То есть просто трах, и все? — Роберт уже не выбирал выражений, ситуации хуже, чем сейчас, придумать было сложно.
— Да, так и есть.
— И тебя это устраивало?
— Более чем. Я была в него влюблена какое-то время.
— И как это случилось?
— Я была на своей первой работе. У меня буквально пухла голова от всех документов, которые мне нужно было перечитать и понять. И в самый ответственный момент у меня полетел компьютер.
— Он работал с тобой?
— Да. — Она легла на матрас и принялась разглядывать покачивающуюся на пололке лампу. — Он был как раз по части компов. Я видела его издалека всего несколько раз, его невозможно было не заметить. Он был очень громким, всегда отпускал какие-то шуточки, и в целом, казалось, все помещение заполнялось им, когда он заходил туда. И вот он пришел ко мне, только ко мне. Само это безраздельное внимание очень льстило мне. Но потом он наклонился надо мной, и я почувствовала запах дегтярного мыла. Так пахло в доме моих родителей, когда я была маленькой девочкой и смотрела «Трех мушкетеров». Тогда я была влюблена в одного из актеров, он мне безумно нравился. И этот запах навеял мне воспоминания о доблести, чести, романтической любви. Я тут же связала образ Алана со своими детскими чувствами. В тот же вечер мы с ним занялись сексом в серверной. А потом начали делать это несколько раз в неделю, встречались в основном у него, потому у меня в общежитии.
— И сколько продолжались ваши отношения?
— Семь лет.
— Ты столько времени была влюблена в него?
— Нет. Я была влюблена ровно три месяца. А потом это стало привычкой. И мне снова начало становиться стыдно за то, что я вру ему. Он несколько раз спрашивал о статусе наших отношений, а я отнекивалась. Мне не хотелось иметь с ним ничего общего, кроме редких сношений, которые мне уже давно не доставляли удовольствия. Но я боялась сказать ему о своих чувствах. Дело в том, что тогда у меня никого, кроме него, не было. И если бы я сказала ему, что больше не хочу с ним встречаться, он бы подумал, что я фригидна.
— Тебе так важно мнение окружающих?
— Выходит, что да. В конце концов, когда я уже начала угасать и не могла найти новую любовь, с ним случилась беда.
— Какая?
— Он разбился в автомобильной аварии.
— Каким образом? Несчастный случай?
— Говорят, он уснул за рулем. Тело было так покалечено, что вскрытие сделали формально. Так, для галочки. Узнали только то, что он не выпивал за рулем. Вероятно, он очень сильно устал.
— Ты была огорчена его смертью?
— Скорее да, чем нет. Но меня снова посетило это приятное чувство избавления. Мне не пришлось бросать его, делать ему больно. Все произошло само собой.
— Это ненормально, Нина.
— А что, по-твоему, нормально? Есть ли вообще в этом мире что-то нормальное?
— Что мешало тебе просто бросить его? Сказать правду.
— К тому моменту, как мы провстречались семь лет, я была уже очень толстой. Я весила под девяносто килограммов. Я боялась, что кроме него никого уже не найду. Да что там, я была благодарна ему за то, что он по-прежнему хотел меня, несмотря на мое безобразное тело.
— Ты действительно считала себя безобразной?
— На сто процентов. Я была сильно обязана ему за его внимание. Поэтому я не могла его бросить. Особенно после того, как он начал говорить о свадьбе.
— Он хотел жениться на тебе?
— Только после того, как я похудею. Мне было стыдно за себя. Я была зла на него. И благодарна. И я была в глубочайшей депрессии. Только Эдди помогал мне время от времени.
— Каким образом?
— Разговорами. Он пытался убедить меня, что я все еще красивая. Это вселяло в меня надежду. В конце концов, я просто женщина. Я просто хочу любить, и чтобы любили меня. Одинаково.
— Но так не бывает.
— А я хочу одинаково. Ведь если мужчина тебя любит больше, то ты быстро охладеваешь к нему. А если ты его любишь больше, то он кажется тебе холодным и черствым. В общем, единственный выход из этих отношений — смерть одного из нас. И судьба выбрала не меня.
— Думаешь, это судьба?
— А что же еще?
— Мы сами творим свою судьбу.
— А я о чем?
Она встала с матраса и подошла к стремянке. Некоторое время она смотрела на Роберта в сомнениях, но все же решила выкрутить лампочку.
— Ты меня развяжешь? — спросил Роберт.
— Я больше не могу тебе доверять, извини.
Она выключила свет, и они остались в полумраке, свет поступал только из-за полуоткрытой двери.
— Сегодня это будет твоим наказанием. Поспишь сидя. А завтра я посмотрю на твое поведение. Ты же будешь хорошо себя вести?
— Да.
— Как насчет поклясться?
— Клянусь.
Она вышла и закрыла за собой дверь.
Глава 9
Роберту казалось, что он снова слышит чьи-то шаги наверху, помимо шагов Нины. Он боялся ее и боялся того, что у нее есть сообщник. Справиться с двумя преступниками не представлялось ему возможным. Потом ему снова чудилось, что наверху была толпа людей, и он окончательно перестал доверять своему слуху. Предсонное состояние было его спутником почти двадцать четыре часа подряд: он не мог спать сидя, его голова то и дело падала на грудь, и он тут же просыпался. Боль в ноге уже почти не чувствовалась, единственное, чего он хотел, — нормально поспать.
Пока он сидел, в голову приходили разные планы побега: первый, тот, который он обдумывал ранее, уже не казался ему таким идеальным. Нина могла услышать грохот раскалываемого кирпича и прибежать на звук. Значит, делать это нужно было, пока ее нет дома. Но как скоро она снова уедет?
Второй план — раздобыть масло из утренней овсянки и смазать изнутри через щель засов так, чтобы его можно было сдвинуть, тоже был не самым удачным. Очень вряд ли засов поддастся. Скорее всего, он достаточно плотно закрывает дверь.
Третий план был вообще из разряда фантастики: убедить Нину провести его по дому, чтобы прогуляться, и украсть из ее аптечки шприц с сонной штуковиной или любые другие сонные таблетки. На худой конец — отравить ее. То есть поступить так же, как она поступила с несчастным Ником Кейвом.
Он до сих пор не мог поверить, что она в одиночку задумала и совершила такое убийство, и тем более непредсказуемой она ему казалась. Каждый раз, когда он думал о том, как сбежит, он напоминал себе, что, скорее всего, недооценивал ее. Ну и что с того, что она женщина? Она выглядела так, будто
