Это всего лишь он. Какое счастье! Такое счастье, что не удержаться на ногах. Она бы села прямо на влажные от росы доски террасы, если бы Чернов позволил, но он не позволил, подтолкнул к забытому на террасе стулу.
– Где бабка? – спросил скучным голосом, словно бы прошлой ночью в их жизни ровным счетом ничего не изменилось. А может, в его жизни как раз и не изменилось?
– Ушла. – Пол террасы все еще раскачивался, как палуба корабля, и Нина на всякий случай вцепилась в подлокотники стула. – Сказала, что у нее дела.
– А ты? – Чернов зябко кутался в махровый халат и в тумане был похож на полярного медведя.
– А я не ушла.
– Я не про то. – Он поскреб бороду, осмотрел окрестности. Нина тоже осмотрела – никого! – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
Чувствовала она себя хреново, но это ее личные проблемы.
– Это хорошо. – Чернов помолчал, а потом вздохнул и побрел в туман.
– Ты куда? – спросила Нина. Она бы пошла следом, если бы не боялась оставить Темку одного в доме.
– Оценивать ущерб от чупакабры, – донеслось из тумана, а следом пискнул брелок сигнализации. – И за пирогом! Если эта тварь его ночью не сожрала.
Ущерб он оценивал минут пять. Туман уже начал отползать к озеру.
– Не сожрала. – На террасу он вернулся с бумажным пакетом, в который Ксюша вчера упаковала Нинины припасы. – Но краску поцарапала. Зараза!
Он говорил зло, но злым не выглядел. Скорее, озадаченным. Наверное, где-то в глубине души Чернов надеялся, что царапин на джипе не окажется, что чупакабра им просто померещилась.
Не померещилась…
Кофе пили на террасе. Чернов специально поставил стол так, чтобы Нина могла видеть окно спальни. Сам же он развернулся к озеру. Лицо его, по самые глаза заросшее черной бородой, выражало крайнюю степень задумчивости. А Нина трусливо думала, что, если Чернову вдруг вздумается выставить ей счет за причиненный джипу ущерб, ей нечем будет расплачиваться. Но, наверное, Чернов не считал ее виновницей ущерба, потому что так ничего и не сказал.
Когда кофе был выпит, а Ксюшины пироги съедены, в основном одним Черновым, в рассветной тишине послышался тихий рокот мотора, и к дому подкатил уже знакомый «уазик». Яков не спешил выходить из салона, сидел, крепко сжимая руками баранку. Несмотря на раннее утро, он нацепил «авиаторы», поэтому разглядеть выражение его глаз не было возможности. Первым неладное заподозрил Чернов. Он со вздохом встал, оправил свой лохматый халат и побрел к «уазику». Если гора не идет к Магомету…
– Доброе утро! – услышала Нина его бодрый голос. – Мимо проезжал или целенаправленно в гости?
– Мимо… целенаправленно… в гости… – А вот голос Якова звучал как-то странно. У Нины перехватило дыхание. – Вадим, ты бы это… ты бы сходил со мной, а?
– Куда? – Чернов переминался с ноги на ногу, ерошил и без того растрепанные волосы.
– Да тут недалеко… – Яков словно вспомнил о существовании Нины, приветственно вскинул вверх руку, но из-за руля так и не вышел. – Утречко! – сказал с какой-то фальшивой бодростью.
– Доброе. – Нина бросила быстрый взгляд на окно спальни, сбежала с террасы. – Яков, что-то случилось? – спросила шепотом. Подумалось вдруг про Шипичиху. Что она не дошла до своего дома в Загоринах, что Сущь подкараулил ее в тумане…
– Ты это… ты возвращайся в дом, Нина. Не надо тебе…
– Яков, не юли! – Чернов начинал злиться и теперь был похож на рассерженного полярного медведя. – Говори, куда нужно идти.
– Туда! – Яков неопределенно махнул рукой в сторону берега. – Метров триста отсюдова!
* * *Чернов не был таким уж крутым психологом, но понять, что стряслось что-то непоправимое, ему удалось и без психологического образования. Он глянул на стоявшую рядом Нину. За минувшую ночь она словно выцвела и лишилась красок. Если бы он был не реалистом, а мистиком, то решил бы, что это место тянет из нее силы. Или уже вытянуло. Но реалист пока побеждал, поэтому он велел своим официальным тоном:
– Нина, иди в дом. Свари нам с Яковом кофе.
Яков согласно покивал, сунул в зубы сигарету. Пальцы его при этом очевидно подрагивали. Может, с бодуна? Чернов принюхался: перегаром от Якова не несло.
– А мы пока… прогуляемся. – Он посмотрел на свои торчащие из-под халата голые ноги и запоздало подумал, что выглядит не слишком презентабельно, а в глазах Якова так и вовсе крайне подозрительно. Да и сама ситуация получалась несколько… двусмысленной. Но Якова, похоже, не волновал ни внешний вид Чернова, ни репутация Нины, он щелкнул зажигалкой и с сосредоточенным видом затянулся сигаретным дымом.
– Момент, – сказал Чернов и, крепко взяв Нину за руку, почти силой повел ее к дому.
– Что-то случилось? – спросила она по пути.
– Случилось, – согласился он. – Сейчас я переоденусь и все узнаю.
Рубашка уже высохла, а джинсы были еще слегка сыроваты, но всяко лучше банного халата. Чернов сунул ноги в кроссовки, с сожалением подумал, что у него нет при себе оружия. Наверное, оружие было у Якова. Даже наверняка, но со своим как-то надежнее.
Яков уже выбрался из «уазика» и прикуривал новую сигарету. Не к добру…
Шли пешком по топкому озерному берегу, кое-где пробираясь сквозь заросли рогоза. Яков впереди, Чернов следом. Он уже почти привык к этому размеренному продвижению к неведомой цели, когда Яков вдруг замер как вкопанный.
– Вот, – сказал он шепотом.
Разглядеть хоть что-нибудь из-за спины Якова не получалось, поэтому Чернов вышел вперед. Вышел и тоже замер, хотя внутренне и был готов к тому, что увидит. Он не был готов к тому, кого увидит.
Тело плавало в розовой от крови воде, раскинув в стороны руки, запрокинув к небу бледное лицо. Чернов не сразу понял, откуда кровь, понадобились мгновения, чтобы принять сам факт чьей-то смерти. И лишь после принятия этого факта он увидел исполосованное чем-то острым горло, увидел белесый хрящ гортани и ошметки сосудов…
– Это же она? – отчего-то шепотом спросил Яков.
– Это она. – Чернов кивнул. Вчера вечером он так и не удосужился узнать, как же ее звали, эту девушку-гитаристку, залетную звезду. А сейчас уже и не спросишь…
– Я, значит, в лесхоз еду. – Яков снова закурил. – Вижу, кусты примяты. Вчера еще нормальные были, а сегодня того… словно бы волокли кого-то к воде.
Или из воды, подумалось вдруг совершенно не к месту. Девочке-гитаристке нечего было делать у Темной воды. Сказать по правде, даже в Загоринах ей нечего было делать.
– …Ну, и сунулся посмотреть на свою голову. – В голосе Якова отчетливо слышалось сожаление о том, что сунулся. – А тут она… Утопла…
– Яков, какое утопла? – спросил Чернов ласково. – Ты горло ее видишь?
– Вижу.
– И? Кто мог такое сотворить?
А ведь он и сам знает кто. Или что. Та красноглазая тварь, что гналась за ними от самых Загорин.
– Зверь. – В голосе Якова послышалась обреченность. – Чупакабра…
– Что?.. – Он не
