– Жаль, нельзя попрощаться со всеми пираха, – вздохнул я, оглянувшись на ставшее мне родным селение.
– Я скажу им, что тебя срочно вызвали на небо, – улыбнулся Кайман.
– Ладно, бывай, – шмыгнув носом, хлопнул я по плечу друга и шагнул в посудину.
– Бывай, – повлажнел он глазами. – Мне кажется, мы еще встретимся.
Затем Хосе, так звали креола, оттолкнулся от берега шестом, а когда лодка сплавилась на пару сотен метров вниз, запустил мотор. Чух-чух-чух, – нарушил он тишину утра.
– Ну, как добрались? – встретил меня на усадьбе сеньор Мигель. В белом полотняном костюме и такой же, как у Хосе, шляпе он прогуливался в саду с величаво шагающим, здоровенным сенбернаром.
– Спасибо, хорошо, – поставил я у ног рюкзак. – Серьезная у вас собака.
– Это Патрик, – потрепал по холке разглядывавшего меня пса хозяин. – Малыш, познакомься с нашим гостем.
«Малыш» весом под центнер пустил слюни и шлепнул мне в ладонь тяжелую лапу.
– Очень приятно, – рассмеялся я. – Будем друзьями.
– Ф-фух, – ответил Патрик, завертев в подтверждение хвостом. Знакомство состоялось.
– Ну а теперь, давайте позавтракаем, – сделал радушный жест в сторону дома сеньор Мигель. – А то я вас очень рано поднял. Но так надо. Чем меньше глаз – тем лучше. Знаю по своему опыту.
– Лишние глаза нам ни к чему, – согласился я. И мы направились к дому.
Там в обеденном зале уже был накрыт стол на двоих, молчаливый слуга в белой куртке разлил по чашкам дымящийся кофе и подвинул каждому по тарелке горячих гренок с ветчиной, а к ним уже очищенные яйца. За завтраком хозяин сообщил, что вопрос о моей отправке решен. Через неделю из Пуэрто-ла-Крус в нужном направлении отправляется танкер с колумбийской нефтью, и его капитан, приятель сеньора Мигеля, согласен взять меня на борт в качестве боцманского помощника.
– Правда, у него порт прибытия Калькутта, – прихлебывая кофе, сказал старик. – Но до Бутана оттуда всего несколько часов пути на автомобиле.
– Не знаю, как вас благодарить, сеньор Диего, – не скрыл я своей радости. – Может?.. – потянулся к карману, где у меня лежал бумажник.
– Оставьте, – подняв руки, запротестовал хозяин. – Мне это ничего не стоило. И я всегда рад помочь человеку в беде. Это по-христиански. А поселитесь пока у меня, в целях безопасности.
Так я стал гостем доброго португальца. Мне отвели комнату на втором этаже, светлую и с окнами на лагуну, по утрам хозяин отправлялся на автомобиле иле яхте по делам, а я после завтрака гулял в саду с Патриком, смотрел телевизор и читал книги из обширной домашней библиотеки. При этом обратил внимание на портрет средних лет бородача, с пронзительным взглядом и черном, со звездою, берете. Кого-то он мне смутно напоминал. Но вот кого – я не помнил.
В один из вечеров, когда мы сидели после ужина с сеньором Мигелем на его пристани в шезлонгах, наблюдая, как золотой шар солнце опускается за горизонт, я спросил у кабальеро, чей портрет висит в библиотеке.
– Это Эрнесто Че Гевара, – глядя в пространство сказал он. – Мой близкий друг и команданте Кубинской революции.
– Сподвижник Фиделя Кастро?
– Да, он был с ним на шхуне «Гранма», когда в пятьдесят шестом они высадились на Кубе и подняли восстание. А спустя одиннадцать лет команданте погиб в Боливии, где мы сражались за ее независимость. На сваи причала шурша, набегала волна, край солнца едва виднелся над горизонтом.
– А откуда вы так подробно все знаете? – первым нарушил я молчание.
– Мне пришлось быть с Че в разных местах, – ответил сеньор Мигель. – В том числе в Колумбии. А после нее я обосновался здесь, где и останусь.
– Ясно, – сказал я. И мы снова замолчали.
Часть 3
Мессия
Глава 1
В водах двух океанов
Уже вторую неделю морской танкер класса «факс» под панамским флагом шел в открытом океане. Движительная установка мощностью в десяток тысяч киловатт исправно выдавала двенадцать узлов, в чреве судна покоились восемьдесят тысяч тонн сырой нефти.
Команда танкера состояла в основном из цветных, разбавленных несколькими европейцами, капитан был аргентинец и носил имя Хуан Себастьян Карлос. При первой нашей встрече за пару дней до отхода, которая состоялась с участием сеньора Мигеля, этот человек произвел на меня самое благоприятное впечатление. Ему было под пятьдесят, капитан плавал с пятнадцати лет и был настоящим морским волком, а к тому же старинным другом кабальеро. Зная от последнего, что в прошлом я служил в военном флоте, он без долгих проволочек внес Этьена Готье в судовую роль[23], заявив, что в море моя главная обязанность вместе с боцманом держать в кулаке палубную команду.
– Если что не так, сразу бей в морду, сынок, – многозначительно изрек сеньор Карлос, подняв кверху палец. – Битие определяет сознание. – А когда я рассмеялся, поинтересовался: – В чем дело?
– Так когда-то говорил мой командир – сказал я. – На подводной лодке.
– Он был хороший психолог, – кивнул капитан. – Главное, дисциплина.
После прощания с сеньором Диего мы поднялись на танкер, и он пригласил меня в кают-компанию, где познакомил со старпомом. Тот был здоровенный, веснушчатый швед по имени Нильс Бьерн и сразу мне не понравился. Судя по длинному красному носу, швед любил прикладываться к бутылке и к тому же, узнав, что я француз, пренебрежительно фыркнул.
– Не обращай внимания, – сказал капитан, когда сославшись на занятость, старпом покинул помещение. – Нильс отличный судоводитель, а в море это главное.
Далее в кают-компанию был вызван вестовой, который препроводил меня в каюту, где я должен был жить вместе с боцманом. Последний оказался сухощавым сыном Поднебесной, именовавшимся Ван Ли. И он весьма обрадовался знанию мною китайского.
– Приятно встретить на другом конце земли такого человека, – улыбаясь, прищурил он раскосые глаза. – Кстати, ты не жил у нас? Выговор у тебя пекинский.
– Не пришлось, – ответил я. – Просто у меня был оттуда хороший учитель.
Больше расспрашивать боцман меня не стал, у азиатов это считается признаком дурного тона, но зато угостил отличным цейлонским чаем и ввел в курс дела. Исходя из инструктажа, мне как его помощнику надлежало вести учет и хранение инвентаря с инструментами для работ по корпусной части судна, а также брезентовых чехлов и спасательных жилетов; самостоятельно работать с якорным, швартовым, буксирным и другим палубным оборудованием, а заодно руководить в этой части работой матросов боцманской команды.
– Парни у нас ничего, – потягивая крепкий чай из миниатюрной фарфоровой чашки, сказал Ван Ли в завершении. – Хотя и разных наций. Но есть один нехороший человек, матрос второго класса Пинский. Он поляк, а к тому еще расист. Будь с ним поосторожней.
– Постараюсь, – нахмурился я. Ибо поляков не любил еще больше американцев.
На следующий день, отшвартовавшись, мы вышли в океан, а
