У Куджена были дурные предчувствия относительно улыбки Шиан. Когда он был жив, то улыбался так же.
– Он показался мне умиротворенным, – сказала Шиан. – А знаете, что у меня была племянница, которая служила под его началом при Адском Веретене? Я облегчу вам задачу. Если не можете сделать его лучше, сделайте его хуже. Сломайте его. Искалечьте. Он гребаный предатель, Нирай-чжо. Он не заслуживает, чтобы ему вернули жизнь, даже такую, как эта. Он должен страдать.
Куджен недоверчиво рассмеялся.
– Милая моя… – Кел ненавидели снисходительность. – Вы понимаете, что ваши оперативные параметры противоречат сами себе? Вам нужна тряпичная игрушка для пыток или полезный командир?
– Вы же гений, Нирай-чжо, – огрызнулась Шиан. – Нам все Нирай об этом говорят, но, наверное, вы их просто так запрограммировали. Почему бы вам не доказать это остальным? Найдите способ. Сделайте Джедао снова тактиком. И пусть страдает, служа Кел.
– Вам повезло, что я вас презираю, верховный генерал, – сказал Куджен. – Не могу дождаться, когда вы уберетесь с моей базы. Все, что я могу сделать с Джедао, я могу сделать и с вами. Признайте, Джедао намного сложнее вас.
– Вы так говорите, словно это хорошо, – ответила Шиан. – Попытайтесь что-нибудь выкинуть – и несколько клыкмотов разнесут ваше драгоценное оборудование на радиоактивные кусочки. Вы же знаете, мы, Кел, отлично умеем все ломать. Так или иначе, Нирай-чжо, я вам ясно изложила требования Командования Кел или нужно повторить?
– Нет, все совершенно ясно, – сказал Куджен.
Он получил то, что хотел.
– Нирай-чжо, – сказал Джедао после восьмого раунда джен-цзай, – что вас беспокоит?
Чтобы позволить Джедао играть в эту игру без якоря, требовалось нелепое количество приспособлений, но Куджен помнил, как сильно она нравилась генералу. Неудивительно, что «коробочка» Джедао влияла на его умение играть. Прямо сейчас его результаты были кошмарны. Куджен и сам был неплохим игроком, но ему не следовало побеждать так легко. Между ходами его якорь решал логическую головоломку, поскольку ревенанты могли говорить друг с другом напрямую.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Куджен.
Растерянная пауза.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, Нирай-чжо, но разве вас не окружает куча оборудования, которое говорит об этом больше, чем я сам могу почувствовать? Я бы напомнил, как эти приборы называются, но не могу произнести такие слова.
– Не говори ерунды, – сказал Куджен. – О том, что у тебя отличная память, я тоже знаю. – Не считая тех её частей, которые он запер в качестве меры безопасности. Нельзя, чтобы Джедао что-то выболтал Кел, пока он еще уязвим. – Ты знаешь, как они называются – все до единого.
– А математику все равно провалил, – весело сказал Джедао.
Это было правдой. Хотя Джедао обладал превосходной геометрической и пространственной интуицией, его познания в области алгебраических основ календарной механики были в лучшем случае сносными. Куджен задумывался о том, чтобы вылечить дискалькулию, но удобнее было этого не делать.
Куджен посмотрел на главный дисплей. У него были некоторые инструменты, про которые Рахал не знали. И в результатах его измерений главный сигнификат – «Лис, коронованный очами» – никогда не менялся. Это означало, что Джедао не просто пострадал меньше, чем казалось, он ещё и манипулировал ситуацией. Но пока что Куджену не удалось поймать его с поличным.
С сетью многочисленных вторичных сигнификатов пришлось поработать дополнительно. Куджен изрядно потрудился, чтобы заменить проблемного «Жертвенного лиса» в мотивационных вершинах на более покорный «Кубок розы», тот-что-принимает.
– Джедао, – сказал он. – Мне придется тебя демонтировать. Будет больно.
Куджен знал, как дать верховному генералу Шиан половину того, что она хотела. Сделать Джедао нормальным и полезным, вернуть ему способность, которой он обладал при жизни. Во всех последующих действиях Куджену придется отталкиваться от неё, потому что он недостаточно хорошо понимал это свойство, чтобы вмешиваться в его суть, но такой план можно было воплотить в жизнь. Он мог превратить всепоглощающее чувство вины в желание что-то исправить. Самое трудное – дать Джедао чувство меры. Он обладал критичностью планетарного масштаба.
И конечно, это была лишь половина того, что требовала Шиан. Если Куджен хотел внушить Кел, что он под них лёг, придется притвориться заложником их желаний.
– Нирай-чжо, – сказал Джедао. – Я создан, чтобы служить. Если такова суть моей службы, неважно, насколько это больно.
Печальный побочный эффект нынешнего состояния Джедао заключался в том, что он перестал быть интересным собеседником. Слава богу, это было временно.
– Прекрати говорить о службе, – сказал Куджен.
Небольшая пауза.
– О чем бы вы хотели поговорить?
– Ты даже не собираешься спросить, почему я должен разобрать тебя на части?
– Это не имеет значения, Нирай-чжо, разве что вы сами мне расскажете. Полагаю, у вас есть для этого веская причина.
Если Куджен не ошибался, Джедао пытался… его утешить.
– Есть одна вещь, которую я могу для тебя сделать, – сказал Куджен, потому что проще было работать со спокойным субъектом, а после некоторого момента Джедао уже не поймет, что его обманули. – Я не говорю, что сейчас ты в значительной степени кукла, пусть даже тебе и непонятно, о чем речь, но ты и не сходишь с ума от желания покончить с собой. Я могу стереть твою память об этом времени. Ты будешь сломан, но не вспомнишь, что тебя когда-то залатали. Возможно, это уменьшит боль.
– Если это вас порадует, Нирай-чжо…
Раньше Джедао понимал, насколько рискованно говорить такое.
– Я спрашиваю, что предпочтешь ты.
– Я хочу помнить, – сказал Джедао, и его голос внезапно стал твердым.
Итак, он все-таки не до конца утратил понятия о боли, гордости или мерзких сделках. Славно.
– Отлично, – сказал Куджен. – Начнем прямо сейчас.
Он щелкнул переключателем, оставив Джедао в ловушке «черной колыбели» с её сенсорной депривацией.
В течение следующей недели Куджен изменил настройки так, чтобы слышать Джедао, не давая ему услышать себя. В отличие от Эсфареля, генерал не разговаривал сам с собой. Если бы не показания приборов, Куджен мог бы подумать, что его подопытный умер.
Он начал разбирать конструкцию, которую соорудил, чтобы стабилизировать Джедао, намереваясь заново встроить в неё желание умереть.
После семи месяцев и трех дней полной изоляции Джедао нарушил молчание.
– Нирай-чжо? Вы здесь? умоляю…
Его голос дрожал.
Куджен не ответил. Вместо этого он принялся за тщательный труд по подавлению воспоминаний Джедао, раз уж тот сломался. Если Куджену суждено провести вечность в чьем-то обществе, пусть этот кто-то будет приятной компанией. Эсфарель в «черной колыбели» сошел с ума, но с тех пор Куджен придумал кое-что получше. К тому же генерал, раз уж он продержался до сих пор, был более стойким.
Через шестнадцать дней после того, как Джедао заговорил, Куджен заметил, что он бьется в конвульсиях. Приборы это не фиксировали, но он, будучи ревенантом, все чувствовал сам. Эсфарель тоже так делал, когда только стал немертвым и пытался выяснить, как убить себя.
Восемьдесят три дня спустя, когда Куджен уже думал,
