Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба

строили. Тогда почему «Строители»?

Внимание Карла привлекло движение за спиной, сейчас же отразившееся в зеркале. Белая Дама ожила – превращение свершилось с естественностью перехода от сна к бодрствованию – шевельнулся и «заструился» накинутый на ее плечи плащ, но Карл неожиданно для себя оказался не в силах обернуться и посмотреть, что происходит, что уже произошло с мраморной статуей. Он по-прежнему стоял перед зеркалом, наблюдая, как в прозрачной глубине медленно и плавно поворачивается к нему лицом высокая белая фигура, неторопливо – «нехотя?» – поднимается выпростанная из-под плаща рука с длинными изящными пальцами и отбрасывает за спину капюшон, скрывавший до этого мгновения лицо.

Что ж, Карл не ошибся, это и в самом деле была женщина, вот только лица ее он рассмотреть так и не смог. Оно все время менялось, это лицо, стремительно, но плавно трансформируясь, непостоянное, как солнечные блики на речной стремнине, текучее, как сама вода. Черты его изменялись, намекая на многое, но не позволяя их ухватить, запечатлеть в памяти, увидеть. Неизменными оставались только прозрачные, но направленные как бы внутрь себя, глаза. Даже восприятие Карла оказалось бессильным перед этим вызовом. Даже его художественное чувство вынуждено было со смущением отступить перед этой тайной. Однако сам Карл никогда не отступал, не сделав всего, что полагал должным. На мгновение ему показалось, что, если совершить еще одно – пусть даже и запредельное – усилие, то удастся преодолеть текучесть черт открывшей свое лицо Белой Дамы и увидеть ее истинный облик. Более того, в этот момент он чувствовал – притом чувствовал сам, а не под влиянием чужой воли – что это очень важно, хотя и не знал еще почему. И он сделал еще одно, последнее усилие, совершив нечто сходное с тем, что уже удалось ему однажды во время ночного поединка с переполненным силой Яном Кузнецом. И все же лица женщины Карл так и не увидел.

Показалось, что от невыносимого напряжения он просто ослеп. Во всяком случае, свет неожиданно померк, и Карлу потребовалось какое-то время, чтобы понять, что это всего лишь обычное совпадение во времени двух совершенно несвязанных между собой обстоятельств. Просто стремительное пришествие тьмы совпало с максимальным напряжением способности Карла видеть то, что не дано видеть другим. Тьма упала мгновенно и решительно, скрыв от глаз и зеркало, и все, что в нем отражалось, но и у тьмы была своя роль в той последовательности чудес, которую, весьма вероятно, запустил сам Карл, сойдя с черной «тропы». В следующее мгновение перед его глазами снова возник свет. Далекий, невнятный, он приближался к Карлу из глубины зеркала или, возможно, откуда-то из-за спины.

И снова Карл совершил невероятное усилие, напряженно вглядываясь во тьму. И неопределенное сияние сразу же немного приблизилось, обретая между делом форму, превращаясь в россыпь искр, наподобие тех, что возникают на границе света и тьмы над горящим ночью костром. Образ этот неожиданно встревожил его не на шутку, потому что за ним – это было очевидно – скрывалось нечто настолько грандиозное, что даже холодный разум Карла пасовал сейчас, не решаясь сделать следующий шаг. Однако начатое действо вершилось уже само по себе. Пригоршня едва тлеющих во мраке искр приблизилась, обрела свой истинный облик, и вот уже в ничем не ограниченном пространстве мрака летели, рождая свет и объем, шесть игральных костей, выточенных в давние времена из шести первых камней. Бриллиант, рубин, сапфир, изумруд, золотистый топаз и аметист. Шесть костей …

Там, где неслись сейчас сквозь вечность Кости Судьбы, не существовало ни обычного – соразмерного смертным – времени, ни того, что человеческие восприятие и разум могли счесть подобающей такому полету скоростью. Неторопливо вращаясь вдоль случайным образом возникших осей, замедленно «кувыркаясь», огромные, как саманные кирпичи, Кости медленно плыли, едва смещаясь – или не смещаясь вовсе – в пространстве, не имеющем размерности и точек отсчета.

Взгляд Карла непроизвольно остановился на вставшем на угол и как раз в это мгновение заканчивавшем оборот рубине, и не в силах удержаться от этого бессмысленного во всех отношениях жеста, Карл протянул руку во тьму, как будто захотел поймать выпущенное им однажды на волю, но так и оставшееся неизвестным ему самому, желание. Вытянутые пальцы приблизились – во всяком случае, так ему показалось – к неторопливо дрейфующим, рассыпая вокруг себя цветные блики изумительной чистоты, камням. И оказалось, что ему удалось совершить невозможное. Это не было иллюзией, его рука и в самом деле вплотную приблизилась к Костям Судьбы. Кожу на кончиках пальцев обожгло холодным пламенем, рубин завершил свой медлительный оборот, и средний палец Карла не во сне, а наяву, коснулся кроваво-красного кубика.

Карл ощутил удар, сотрясший не только его тело, но и разум, заставивший вздрогнуть и замереть душу и остановиться сердце.

Глава вторая

Капет

1

В глаза ударил ярчайший свет, Карл отшатнулся и замер, инстинктивно смежив веки, из-под которых градом хлынули слезы. Потребовалось совершить неимоверное усилие, чтобы снова открыть глаза, но смотреть и видеть мешала соленая влага слез. Впрочем, невыносимый свет уже исчез, и сейчас вокруг Карла было скорее темно, чем светло, да горели в размытой слезами мгле какие-то невнятные огни.

«Свечи?»

– Со слов его императорского величества божественного Дмитрия, – неожиданно услышал Карл скрипучий старческий голос, – в присутствии трех положенных свидетелей, чьи собственноручные подписи и печати подтверждают подлинность и законную силу сего документа, записал первый нотарий городской общины Цейра Александр Ной и большую печать гильдии Нотариев к сему приложил.

Внезапно, как будто скребущий по сердцу этот голос способен был прояснять зрение, влажная пелена упала с глаз, и Карл осознал, что тревожные огни – это, и в самом деле, множество зажженных свечей. Теперь же, когда взгляд Карла очистился, стало ясно, что находится он в просторном, изрядно обветшавшем, но, тем не менее, все еще роскошном спальном покое. Комнату эту он хорошо помнил и узнал сразу, хотя и не мог сейчас с определенностью сказать, как теперь здесь очутился. Но так или иначе, одно Карл знал наверняка: он не был в этом покое очень-очень давно.

2

За пять лет до битвы при Констанце[9]

– Глаза, – задумчиво сказал Гавриель, откидываясь на спинку кресла. В голосе его звучало приглушенное воспитанием и самодисциплиной восхищение. – Все дело в глазах, Карл. И я думаю, ты это понимаешь не хуже меня.

– Разумеется, – согласился с маршалом Карл, раскуривая, между тем, свою глиняную трубочку и размышляя над тем, что, скорее всего, оба они споткнулись об один и тот же предмет. – Разумеется, глаза.

«Глаза…»

– Я писал их множество раз, – Гавриель грустно улыбнулся, словно заранее, до того как будут произнесены разъясняющие вводную