Карл проводил друга долгим взглядом и пошел следом, пытаясь копировать сложный и красивый убрский шаг. Если бы Карл верил, как верят в это на юге, у Великой Стены, он сказал бы, что в Займане воплотился к новой жизни дух снежного барса, заслужившего гордостью и отвагой вторую – человеческую – жизнь. Но младший брат Нагума не являлся ни оборотнем, ни чужим воплощением. Он всегда был только тем, кем он был – самим собой.
– Я вижу две тропы, – сказал Карл, когда они подошли к склону горы.
– А я ни одной, – усмехнулся в ответ Займан. – Правда, я знаю, где они должны находиться.
– Это хорошо или плохо? – спросил Карл, понимавший, что это всего лишь еще одна метафора, которую Займан не замедлит развернуть в поучение.
– Не знаю, – Займан уверенно ступил на узкую тропку, огибавшую Левый Клык, скалистую сопку, которую сами убру называли горой. – Не знаю, но я расскажу тебе одну притчу.
Он шел уверенно, словно видел во мгле, но, на деле, глаза Займана, в отличие от глаз Карла, проникнуть сквозь мрак не могли.
– Однажды, кот и лиса гуляли вместе. Ты веришь, Рогем, что такое возможно?
– Верю, – усмехнулся Карл. – Мир полон удивительных чудес, так почему бы не случиться и такому, чего еще никогда не случалось?
– Ты прав, – согласился Займан. – Все, что еще не случилось, всего лишь ждет своего часа. Как знать, не нам ли суждено его дождаться?
Они миновали поворот, и тропа круто пошла вверх.
– Во время прогулки, – между тем продолжил Займан, – лиса похвалялась, что знает сто разных уловок, чтобы удрать от врагов. А ты сколько знаешь уловок, спросила она кота. Одну, ответил ей кот. Это был честный ответ, Рогем. Кот сказал правду. Так и было, – он знал всего один способ, а лиса целых сто. Но когда на них напали волки, а их было много – целая стая, – то случилось это так быстро, что лиса просто не успела ничего придумать. Едва она остановилась, чтобы выбрать подходящую хитрость, как волки уже набросились на нее и разорвали в клочья.
– Бедная лиса, – улыбнулся Карл. Он уже понял, куда клонит рассказчик. – Ее погубила множественность решений. Творческим натурам, Займан, всегда с трудом даются мгновенные решения. Почти всегда.
– Да, – не стал спорить собеседник, продолжая между тем подниматься по невидимой для него тропе. – Ты прав. Ведь кот уцелел только потому, что и вовсе ни о чем не думал. Он ведь знал только один способ спастись, им и воспользовался. Он сразу же забрался на дерево.
– Славно! – уже откровенно усмехнулся Карл. – Вопрос лишь в том, что бы он стал делать, не окажись поблизости дерева?
– Ты знал? – удивился Займан, оборачиваясь к Карлу. – Тебе рассказывал Нагум?
– Нет, – покачал головой Карл, понимая, впрочем, что друг его сейчас видеть не может. – Догадался.
– Ты Хайтар, – сказал тогда Займан и тоже покачал головой.
– Что это значит?
– Хайтар, – пояснил Займан, отворачиваясь, – это тот, кто знает ответы на вопросы.
В некоторых случаях убру не различали модальности глаголов. «Знать» могло означать «обладать знанием», но могло означать и нечто другое – «уметь или быть способным это знание добыть».
2Между тем, пока они взбирались на гору, ночная тьма постепенно выцветала, и к тому моменту, когда Займан и Карл взошли на вершину, воздух стал прозрачным, наполнившись жемчужным сиянием наступившего утра.
– Посмотри! – сказал Займан. – Мы называем это место Каменная Ладонь.
Оттуда, где они остановились, плоская вершина Левого Клыка действительно напоминала большую человеческую ладонь с четырьмя прижатыми пальцами. На последней фаланге «указующего» стоял круглый, увенчанный конической крышей храм, недалеко от которого, но уже на «безымянном пальце» – росла маленькая кедровая роща, и у края ее располагалось древнее убрское кладбище. У основания же пятого – большого – пальца лежали руины какого-то сооружения, сложенного из циклопических гранитных блоков, сплошь заросшие кустами, затянутые лозами дикого винограда и покрытые лишайниками. А в центре ладони светилось перламутром овальное зеркало озера, вода в нем была неподвижна и прозрачна, как настоящее стекло.
– Сейчас появится солнце, – Займан указал рукой на закрывавший восток горный кряж, и Карл повернул голову. И едва только отзвучали произнесенные слова, из-за кромки гор в глаза им ударили сверкающие, цвета расплавленного золота, лучи.
– Посмотри на озеро, – предложил Займан.
Горная гряда и встающее над ней солнце отразились в недвижимой прозрачной воде с такой точностью, что можно было предположить: «светильник богов» поднимается именно там.
– Спокойная вода отражает окружающий мир во всех деталях, – Займан нагнулся и подобрал с тропы камень. – Но налетит ветер, – он размахнулся и швырнул камень в озеро. – И по воде пойдет рябь. Изображение останется, но будет искажено.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Карл, предвкушая явление еще одной притчи.
– Чем стремительнее река, – продолжил Займан, игнорируя вопрос, – тем хуже отражается в ней действительный мир.
– Чем сильнее воин, – попробовал угадать продолжение Карл, – тем больше он сосредоточен на себе.
– Ишель сказал мне вчера, что, когда он говорит с тобой, у него создается впечатление, что этот разговор уже однажды состоялся и вы просто повторяете его для памяти.
– Ну, не скажи, – возразил Карл. – Ишель единственный человек в ойкумене, после беседы с которым у меня начинает болеть голова.
– Возможно, – усмехнулся в ответ Займан. – Но ты не можешь знать, Рогем, не будет ли болеть и моя голова после разговора с тобой?
3– Те, чьи действия ты сумеешь предугадать, – сказал Займан, когда они закончили тренировку, оборвавшуюся для Карла на «четвертой ступени», которая была для него пределом, за который он еще ни разу не заглянул, – тебе не соперники, Рогем. Убей их, если таково твое намерение, или отпусти с миром, если в твоем сердце нет излишней жестокости. Они не опасны, потому что каждый раз, как они захотят на тебя подняться, ты будешь знать об этом заранее. Впрочем, наши учителя говорят, что поднявшегося в третий раз следует убить, чтобы избавить вино мудрости от еще одной капли глупости.
– Хорошо сказано. – У Карла все еще немного кружилась голова, и звенело в ушах, но он быстро восстанавливал растраченные на упорную борьбу с самим
