Закаты сменялись рассветами, приятный голос паука плел бесконечную паутину историй и мир, окружавший Кенару и сузившийся до одной болезненной точки в сердце, снова начал расширяться и разворачиваться подобно причудливой картине.
Так она исцелилась от приступов страха и слабости.
Кенара вошла в цветочный магазин семьи Яманака и сбросила капюшон. Ино вежливо приветствовала ее, хотя без обычной своей улыбки. Она тосковала по погибшему отцу и пока не могла обрести прежнюю жизнерадостность.
— Здравствуй, Ино. Мне нужно двенадцать белых лилий, самых красивых из тех, что есть.
— Белые лилии… — Ино вздохнула. — Еще пару недель назад их было не найти, лилии раскупили первыми, потом закончились белые хризантемы… и вообще белые цветы. Но сейчас… мы заказываем много белых цветов, из тех, что не можем вырастить сами. Вот, возьми, эти самые красивые, — девушка запнулась. — Нет, — вдруг сказала она, и глаза ее против воли наполнились слезами, — самые красивые я отложила для отца…
— Ино…
Кенара смущенно замолчала, не зная, что сказать и сделать, ведь Ино не была ее близкой подругой и невозможно было обнять человека через стол, а больше куноичи ничего не умела. Она уже хотела сказать «мне очень жаль», но тут Ино улыбнулась, сощурив мокрые от слез глаза, и воскликнула деланно бодрым голосом:
— С тебя 180 рё!
— Спасибо, Ино.
Расплатившись, Кенара накинула капюшон своей куртки и вышла на улицу, раскрыв зонтик и тщательно прикрывая лилии от дождя. Ино смотрела ей в след. Ей не нужно было гадать, кому Кенара понесла цветы.
Кенара писала: «Сэнсэй! Мне поручена миссия на южном побережье, возвращаться в Лист я планирую, сделав небольшой крюк, через Северный подгорный храм. Я буду ждать тебя в окрестностях храма на рассвете десятого дня, не считая сегодня. Если не сможешь прийти, отправь человека с запиской». Она поразмыслила немного, но больше ничего не добавила. Еще ребенком она отметала то, что не имеет смысла, приводя в отчаяние учителя по изобразительному искусству.
За ночь островки сухой травы и стволы деревьев покрыл иней. Впрочем, с восходом солнца он растаял, и остатки влаги переливались подобно россыпи мелких стеклянных бусин. Кенара выпростала руку из спального мешка и подбросила хвороста в огонь. Местность была каменистая, и ей без труда удалось отыскать несколько булыжников, чтобы обложить ими костер. Вставать и выбираться на холод девушке не хотелось, но мечта о горячем чае все-таки выманила ее наружу.
Куноичи размялась и попрыгала немного, чтобы разогнать кровь, умылась из ледяного, как дыхание смерти, ручья и поставила греться воду в глиняном стакане возле огня. Сама она уселась рядом, окутавшись светлым шерстяным плащом. Едва закипела вода, как неподалеку раздался возглас:
— Кенара! Эй, Кенара! — и в два прыжка Конор оказался рядом. Он поднял ее за плечи и крепко обнял. — Мы не виделись целую вечность!
— Да нет, — ответила девушка, — пару месяцев от силы.
— Ты холоднее, чем это утро, — сказал учитель и поставил свой стакан греться. — Я выпью с тобой чаю: всю ночь бежал, устал и замерз.
Кенара снова села на мешок и поинтересовалась:
— Как же ты мог замерзнуть, если все время бежал?
— Ледяной ветер бил мне в лицо, не все же умеют его гасить… Как там твоя миссия?
— Благополучно завершилась, я возвращаюсь домой.
— Домой? — переспросил Конор, грустно улыбнувшись.
— Да, — ответила Кенара, прежде чем поняла, что назвала Коноху домом.
Конор заварил чай и подал девушке стакан, обернув его платком. Он сидел на уголке спального мешка и косился на свою ученицу. Кенара казалась почти прежней, только взрослее, и он не решался завести речь о том, что его беспокоило.
— Ты обещала наведаться в Звездопад, — мягко напомнил он.
— Да, когда родится твой ребенок, я обязательно навещу вас.
— Это будет только в апреле!
— Что ж ты думаешь, мне дадут третий отпуск за полгода? — проворчала Кенара.
«Третий отпуск? Значит, она брала отпуск. Где же ты была? Где залечивала свои раны?» Но он не решался спросить об этом вслух. Зачем тревожить ее душу, когда она кажется такой спокойной? Но… Кенара почти всегда кажется спокойной.
Костер погас, дотлевали последние угли, Кенара и Конор, допив чай, поднялись и направились в сторону храма. Местность здесь была холмистая, а неподалеку возвышался горный кряж, у подножия которого располагался небольшой храм, сложенный из каменных плит. Теперь эти плиты были обрушены и заваливали вход в здание.
— Обрушение только здесь, совсем это не похоже на землетрясение, — сказала Кенара.
Конор осмотрел руины и прошелся вдоль склона.
— Ты ничего не чувствуешь? По-моему оттуда тянет смертью… Как будто кто-то очень сильный сгинул там, — Кенара указала на плиты.
— Ты права, и я тоже это ощущаю. Там действительно есть труп. Неужели у тебя появились способности сенсора?
— Не думаю. Просто у смерти… особый шлейф.
— Ладно, мы попозже обсудим это, а сейчас давай попробуем извлечь из-под завала труп. Возможно, это монах и мы лишь напрасно потратим время.
Совместными усилиями с помощью техник Стихии Земли Конор и Кенара камень за камнем разобрали завал из плит и открыли взору внутреннее помещение. Оказалось, что за особым занавесом монахи скрывали естественную пещеру, уходящую внутрь горы. Проход в нее был широким, примерно в два человеческих роста в диаметре, и наполовину заложен булыжниками и цементом. Кладка не пострадала, а вот внутри пещера была обрушена уже, видимо, достаточно давно, много десятилетий назад, задолго до воздвижения храма; свободным оставался лишь небольшой участок перед входом.
Когда Конор и Кенара вошли в пещеру, освещая путь фонариками, то увидели то самое тело, ради которого проникли сюда. Это был юноша лет девятнадцати на вид, красивый, как божество, с точеным телом и правильными чертами лица, как будто покрытый черным лаком, не скрывающим малейших очертаний.
— В одежде монаха, — сказала Кенара. — Совсем молодой.
— Он мертв, но почему-то его тело решили сохранить подобным образом. Я хотел бы взглянуть на него, но думаю, если мы разрушим оболочку, тело начнет разлагаться.
— Его
