— Да, пожалуй.
На кухне мебели тоже не было, так что Кенара постелила на пол покрывало, и они уселись на него, ожидая, пока закипит вода в чайнике на плите. У девушки не было ни сил, ни желания оправдываться за отсутствие какого бы то ни было комфорта для гостей, так что она просто сказала:
— Прости, — и вздохнула.
— Я понимаю, что тебе некогда, — сказал Неджи. — У меня тоже довольно скромно дома сейчас. Ты расскажешь мне о своем путешествии?
— Нечего особо рассказывать, — ответила Кенара, глядя в сторону. — Я ничего не нашла. Подумала, что нужна помощь поисковиков, но… кто сейчас станет этим заниматься?
— Без явных доказательств того, что Дэйка в беде, никто. АНБУ отчитались в том, что она пропала из их поля зрения по собственному намерению. Учитывая ее репутацию в последнее время, могу сказать, что даже Хьюга не возьмутся за это. Никто не поверит, что мастер маскировки с таким строптивым характером попала в чью-то ловушку.
— А ты сам во что веришь? — спросила Кенара, взглянув на Неджи.
В этот момент вода в чайнике закипела, и она поднялась, чтобы заварить чай. Неджи наблюдал за процессом и размышлял. Он, в принципе, заметил, что Кенара несколько подавлена, но все еще удивлялся, что она так близко принимает к сердцу исчезновение Дэйки. В конце концов, кто знает, не по собственной ли инициативе она исчезла…
— Пока тебя не было, пришли новости из Страны Железа.
— А, — равнодушно ответила куноичи.
— Саске убил Данзо. Цунаде-сама пришла в себя и снова возглавляет Деревню.
Кенара обернулась к Неджи и забыла про чай. Хьюга продолжил:
— Учиха Мадара объявил войну пяти странам. Все это время именно он возглавлял Акацки.
Девушка казалась спокойной, но глаза ее загорелись.
— Так получилось, что я пришел к тебе за новостями, а вместо этого сам ими делюсь, — заметил Неджи. — Могу я получить свой чай, пока он не начал горчить, пожалуйста?
— Значит, мы теперь в состоянии войны? — произнесла Кенара.
Неджи встал, взял стакан с чаем и вернулся на место.
— Да, — сказал он. — Думаю, скоро начнутся военные действия, с завтрашнего дня объявлена мобилизация для формирования Объединенной армии пяти стран. Фактически, сегодня последний спокойный вечер… перед войной. Так что давай просто посидим и выпьем чая, пока есть такая возможность.
Кенара села в шаге от него, со стаканом в руках. Какое-то время оба молча пили и прислушивались к шуму непогоды за окном. Кенара могла бы дотронуться до его руки, если бы знала наверняка, что ему не будет это неприятно. Она боялась, что он ответит ей холодным взглядом и спросит «В чем дело?» с тем выражением высокомерного недоумения, которое у него так хорошо получалось и воздвигало между ним и его собеседником непреодолимую стену. Лучше просто сидеть рядом, как будто они вместе, как будто они снова одна команда и так будет всегда.
Ей не нужно было гадать, о чем думает ее друг. Она знала, что его кровь закипает, как и ее, в предвкушении смертельной битвы, но к этому ощущению примешивается печаль от предстоящих потерь. Война — это всегда новые жертвы.
Дождь стучал в оконные стекла. Кенара все еще сжимала в руках пустой стакан. Ей казалось, что этот вечер будет длиться, пока они не отставят стаканы в сторону, ведь чай — такой хороший повод, необходимая условность, чтобы провести столь поздний час в ее доме один на один, почти не испытывая смущения. Впрочем, было похоже на то, что смущается, как всегда, только Кенара. Неджи вел себя так, словно это было естественно — сидеть в ее кухне на полу, пока тонкие струи дождя за окном пронизывают сумрак осенней ночи. Он покачивал свой опустевший стакан вращательным движением, наблюдая за тем, как капли на дне катятся по кругу.
— Как ты думаешь, Неджи, — тихо спросила Кенара, — может наступить настоящий мир?
Молодой Хьюга ответил не сразу.
— Анализируя прошлое, вынужден сказать «нет». Сколько люди себя помнят, шла война, менялась лишь ее интенсивность. Множественность мнений и готовность убить и быть убитым за свою правду всегда порождала конфликты. Должен ли я поверить, что однажды люди, не смотря на свои раздоры, придут к согласию по всем основным вопросам?
— Звучит маловероятно. Значит, в мире всегда будет место для шиноби и наше дело не умрет.
— Идеи не умирают, в отличие от людей. Но почему ты заговорила об этом? — Неджи посмотрел на девушку. — Я видел знакомый блеск в твоих глазах, лишь слегка затененный печалью. Ты не боишься грядущих событий, наоборот, хочешь проверить свои силы.
Кенара спокойно встретила его взгляд. Щедрое летнее солнце придало ее коже золотистый оттенок, на фоне которого и в свете лампы синие глаза приобрели более темный и яркий цвет, чем обычно.
— Боюсь, — тихо произнесла куноичи, — но за себя в меньшей степени, и это чувство живет где-то в глубине души. Я лишь пытаюсь представить себе другой мир, в котором нет войн, но не могу. Мир, где у каждого ребенка есть родители, у каждого человека — семья. Там смерть лишь конец долгого пути, а не внезапная и непреодолимая преграда.
— Хорошо. Но чем бы мы занимались в таком мире?
— Не знаю. Просто жили счастливо?
— Без своего любимого дела? Сомнительно.
— Нашлось бы другое…
— И потом, — добавил Неджи, — я не совсем представляю, что значит «жить счастливо». Мы исполняем свой долг, защищаем людей и определенный порядок вещей. Совершенствуемся, расширяя для себя границы возможного. Удовлетворение от проделанной работы, усталость после хорошей тренировки, победа над сильным противником, удачно завершенная миссия — все это грани счастья, разве нет?
«Он даже не упомянул ничего, похожего на человеческие отношения, — подумала Кенара. — Неджи не влюблен в меня, он еще далек от этого чувства. Как нелепо было бы…» Вслух она сказала:
— Да, для меня тоже.
— Я знаю, поэтому слегка удивился направлению твоих мыслей.
Хьюга помолчал.
— Ты ведь не считаешь, что жизнь простых смертных наполнена большим смыслом в сравнении с нашей? — спросил он.
«Простых смертных», — повторила Кенара про себя, не сдержав улыбки. Иногда Неджи забывал придерживать собственную гордыню.
— Может и нет, — сказала она, — кто знает? Но, жертвуя собой ради их защиты, разве мы не признаем свою жизнь вторичной?
— Наоборот, тот, кто способен защитить другого, не может быть вторичен, — ответил Неджи.
— Даже если погибает при этом?
— Особенно если погибает. Стремиться к счастью
