серебряный корабль: опережая процессию, он словно плыл по воздуху. На носу и корме возвышались сооружения, похожие на маленькие храмы. И такими же маленькими были матросы: дети, переодетые в морские одежды, — они ловко сновали по снастям, поднимая почти настоящий парус. На палубе корабля высились груды экзотических плодов: бананы, авокадо, струмолы, вилингры…
В двадцати шагах от Храма корабль остановился. Приподнялась пурпурная ткань, скрывавшая носильщиков, те опустили шесты, и серебряный ковчег плавно встал на землю. Мальчишки посыпались вниз по мачтам и принялись кидать в толпу южные фрукты.
Врата Храма растворились, величественная процессия явилась взорам народа. Впереди, облаченный в роскошные голубые одежды, усыпанные золотыми звездами, шествовал Светлейший Обиус. Он воздел руки к ясному небу и возгласил, поглядывая сверху вниз на толпу: «Возлюбленные чада мои! Тарантийцы и тарантийки! В сей светлый день…»
И потекла речь, коей внимали все благоговейно и безмолвно.
И госпожа Ишшу сказала (так, что ее расслышали лишь те, кто сидел в повозке): «Жирнейший хорош. Я стану с ним танцевать».
Рыцарь отвечал мрачно: «Ты зря бросаешь вызов жрецу Митры, дух. Ибо у служителей Пресветлого меч крепок, и имя ему — правда».
«Хочу домой, к папочке», — пискнула тут дама Абегальда.
Стражники осклабились, а пленник, имеющий на шее и конечностях своих железные оковы, вдруг открыл глаза и твердо молвил: «Везите меня на королевский суд, вы должны…»
Он закрыл глаза и снова умолк, вызвав всеобщее недоумение: отчего это узник, свобода коего гуляет рядом, столь жаждет монаршьего разбирательства?
Глава восьмая
Вызов
Так молвил чужеземный князь:
— К тебе, властитель, обратясь,
Я изложил все по порядку.
И вот тебе моя перчатка!
— Ты знаешь, государь, что твой отец был мне другом. Посему мне трудно молвить то, что собираюсь.
— Говори!
— Сердце Аримана, могучий талисман Аквилонии, не раз спасавший державу, залог ее величия и процветания…
— Что же? Хадрат, я не думал, что жрецы Асуры ведают сомнения, но — твой голос дрогнул.
— Потому, мой повелитель, что я должен возгласить тебе скорбную весть. Сердце Аримана, возложенное на алтарь нашего храма, засветилось, как прежде…
— Значит, сердце Бога живет? В чем твоя печаль, жрец?
— Талисман засветился, и это значит — он подлинный. Но боги открыли мне, что камень останется безответным в твоих руках, повелитель.
Хадрат достал из-под складок одежды большой ларец с резной крышкой и поставил на стол перед королем, склонил седую голову и умолк. Конн стоял перед жрецом, уже облаченный в парадные одежды, готовый отправиться в приемную залу, дабы принять участие в осеннем празднестве. Он откинул со лба непослушную прядь, подошел к столу, поднял крышку ларца, чувствуя, как дрожат пальцы.
Сердце Аримана! Талисман, завещанный отцом, залог могущества и непобедимости Аквилонской державы… Четыре года он хранился в Храме Митры, и Светлейший Обиус трактовал невнятно о смене эпох и надобности проверок — проверок и еще раз проверок. Не отсутствие ли волшебного кристалла стало причиной смуты, обуявшей Империю? Он не раз задавал себе этот вопрос, и всегда его мысли успокаивал зеркальный щит в оружейной — щит, взявшийся неведомо откуда…
Конн осторожно извлек камень из хранительницы. Кристалл тяжело лег в ладонь. Король ждал, но граненый шар оставался холодным и равнодушным. Лишь на миг почудилось, что в его глубинах мелькнул затаенный отсвет, готовый превратиться в фонтан алого бесплотного пламени, но искра быстро исчезла: может быть, это был всего лишь отблеск солнечного луча, упавшего на талисман сквозь витражные створки окна.
— Что это значит, жрец?..
— Это значит, что боги решили изменить ход событий, повелитель. Тебе не стоит возлагать руки на камень прилюдно.
Конн опустил кристалл обратно в хранительницу и вымерил шагами комнату. Это была его опочивальня, где вдоль стен на полках стояли десятки моделей морских кораблей: галеры, с искусно выполненными экипажами на борту, крутобокие катафракты, маленькие и вездесущие фазелы, ванирские дракары с оскаленными мордами на высоких носах, неутомимые либурны с разноцветными парусами… Конн никогда не выходил в море, но лазурные волны снились ему часто, гораздо чаще, чем стены родной Тарантии. Он видел во сне корабли, идущие под аквилонскими флагами, и полагал, что это воплощаются мечты отца, желавшего водрузить аквилонского льва над всеми странами. Теперь над величием Империи нависла угроза, и ее провозвестником явился старый жрец Асуры, Хадрат.
— Что ты мне посоветуешь? — спросил король, останавливаясь посреди опочивальни, заложив руки за спину и широко расставив ноги в мягких сапогах с отворотами.
— Забвение — лучшее лекарство, — осторожно молвил жрец. — О Сердце Аримана твои подданные почти забыли. Не поминай то, что воодушевляло толпу многие годы назад. Сотвори иного кумира, повелитель.
— Мыслю, Светлейший Обиус уже о сем позаботился: народ жадно ловит каждое слово Светлейшего… Но что, если ты все же ошибаешься, Хадрат, и это подделка?
— Я не ошибаюсь.
— И все же… Отец никогда не боялся идти навстречу судьбе. Пристало ли его сыну поступать иначе? Сегодня, в день Торжества Пресветлой Иштар, я должен взять в руки древний талисман. Я стану молиться Митре — и будь что будет. Если Сердце Аримана снова не ответит на мое прикосновение, я объявлю его подделкой, и, думаю, аквилонцы мне поверят. Пока идут поиски «истинной реликвии», мы подумаем, чем ее заменить. В конце концов — сила аквилонцев не в багровом камне, а в них самих!
Хадрат, жрец Асуры, молча поклонился. Он имел свое мнение, но, как истинный служитель древнего вендийского культа, привык отвечать только на поставленные вопросы. Про себя жрец отметил, что Конн, решив действовать, вопросов больше не задает, и в этом молодой король подобен старому — Конану.
— И еще, повелитель, — сказал жрец, — я должен передать тебе это.
Он положил на стол пергаментный свиток. Король взял его и пробежал глазами по строчкам.
— Что это, Хадрат?
— Предсказание Офирского оракула, государь. Светлейший Обиус возложил на мои плечи тяжелую миссию показать этот свиток тебе и высказать мое мнение по поводу того, что надлежит делать.
— И что же? Здесь говорится: «Сердце, сила и слава королевства переменятся, воины сражаются в небе долгое время». Очевидно, сие относится к переменам, о которых ты только что говорил. Но кто этот «прямостоящий ягуар», и кого он должен сразить?
Жрец Асуры скорбно склонил голову.
— Увы — повелитель, которому грозит гибель, это ты, государь. А воин, носящий ягуара на своем щите, — граф Рабрагор.
И, заметив, как побледнело лицо короля, Хадрат поспешил передать коротко, как объяснял
