Ашер, судя по всему, метит во вторые пилоты, а меня в подводники прочит. Я-то готов, но Беккет больно уж уверенно ухмыляется.
– Бóльшая часть путешествия пройдет на автопилоте благодаря новым компьютерным алгоритмам, но три важнейшие стадии потребуют ручного управления: выход на орбиту, пересечение с Марсом, посадка на Европе. На марсианской орбите два астронавта должны будут выйти в открытый космос, чтобы обеспечить стыковку «Посейдона» с грузовым кораблем «Афиной». Если что-то пойдет не так…
– Эти двое могут погибнуть? – предполагает Наоми.
– Могут, – соглашается генерал, – но четверо оставшихся продолжат полет.
Катя позади меня громко сглатывает, но зацикливаться на этом особо некогда. Генерал открывает круглый люк в стенке и приказывает:
– За мной.
Ползем за ней по туннелю между разными отсеками: двигательным, складским и жилым. В последнем имеются отдельные каюты, камбуз, спортзал, два компьютера с большими экранами и две ванные с «космическим туалетом».
Я прямо-таки вижу себя за одним из компьютеров, чувствую гордость, с которой сообщаю миру о наших передвижениях. Знаю, это не от меня зависит, но мысленно я уже здесь.
– Здешний дизайн мне кого-то напоминает, – говорит Наоми. – По-моему, это работа доктора Греты Вагнер.
– Весьма проницательно, – удивляется генерал. – «Посейдон» действительно проектировала доктор Вагнер совместно со «Спейс-Экс».
Наоми улыбается по-настоящему впервые с тех пор, как я ее знаю.
– Значит, доктор Вагнер тоже участвует в миссии? Она сейчас здесь? Мы ее увидим на тренировках?
– Боюсь, что нет. Мы благодарны доктору Вагнер, но ее контракт с нами пришлось завершить.
– Почему? – восклицает Наоми.
– Из-за разногласий с другими проектировщиками, – туманно отвечает Соколова и тут же продолжает, не дав нам задуматься: – Сейчас мы пройдем в наиважнейший отсек корабля – шлюзовой. – Поворачивает рычажок, открывает люк. – Сначала вы, я потом.
Первым в туннель пролезает Беккет, потом Катя, потом я. Ползти приходится на животе. Слышно, как генерал закрывает люк, и ее голос разносится эхом в тесном проходе:
– Шлюз – последнее, что вы видите перед выходом в космос, и первое, что вас встречает по возвращении. Шлюз препятствует проникновению смертоносной внешней среды в атмосферу «Посейдона» и автоматически фильтрует примеси, оставшиеся после снятия скафандров. – Соколова делает паузу. – Думаю, вы теперь поняли, почему закрытый с опозданием люк может привести к вашей гибели.
– Да, – отвечаем мы хором.
Перед нами тяжелый шлюзовой люк с шестью задвижками, соединенными между собой. Генерал, пробравшись вперед, показывает, как нужно их открывать. Люк открывается, мы вваливаемся в шлюз. Катя с Наоми сталкиваются, Беккет грохается на пол.
– Не беспокойтесь, в невесомости это будет выглядеть гораздо изящнее. – Саки вылезает последней, и генерал резко спрашивает: – Саки! Что я говорила про люк? – Та бледнеет. – Ты идешь последней и должна закрыть его за собой.
Мне становится не по себе от ее ледяного тона.
– Я думала, это просто… – лепечет Саки.
– Лезь обратно. – Генерал берет ее за плечи и вталкивает в туннель. Она послушно дает задний ход, и Соколова захлопывает люк, чуть не отдавив Саки пальцы. В шлюзе воцаряется мертвая тишина.
– А как мне отсюда вылезти? – слабо слышится из туннеля.
– Никак. Выйдешь через тридцать минут, на следующем этапе.
– Но здесь же нечем дышать!
– Реальное удушье будет в сто раз сильнее. Вот что бывает, если кто-то неправильно пользуется шлюзом, выходя в космос. – Соколова поворачивается к нам пятерым. – Если усвоите этот урок как следует, он спасет вашу жизнь.
Она, как ни в чем не бывало, приглашает нас дальше в шлюз, но я не могу сосредоточиться: Саки, закупоренная в туннеле, занимает все мои мысли. То же самое, я чувствую, происходит с Наоми. Пока генерал показывает нам бокс для очистки скафандров, она пробирается назад к люку.
– Саки, слышишь меня? Это Наоми. Тебе надо расслабиться, чтобы пульс бился ровно. Если не будешь паниковать и попусту глотать кислород, сможешь целый час продержаться. Закрой глаза, попытайся уснуть…
У меня сжимается сердце. Наоми, рискуя, что ее тоже накажут, помогает девочке, которую едва знает. Соколова это прекрасно видит, но ничего не предпринимает – просто следит за Наоми уголком глаза, продолжая свою лекцию.
Ларк ждет нас на выходе и тут же уводит на следующий этап тренировки, на четвертый этаж. Я еще в лифте чувствую ностальгический запах хлора, и мышцы у меня напрягаются, как перед соревнованием.
– Раньше здесь помещалась лаборатория гидроневесомости с подводным макетом МКС, – говорит Ларк, ведя нас по длинному белому коридору. – Астронавты, я в том числе, надевали гидроскафандры, имитирующие микрогравитацию вакуума, и отрабатывали выход в открытый космос. Когда нашу миссию утвердили официально, доктор Такуми переоборудовал лабораторию для других целей. Здесь вы будете изучать подводные операции, необходимые для терраформирования Европы.
Она открывает двойные двери, и я замираю на месте. Огромный бассейн с флагами разных стран целиком взят из моей старой олимпийской мечты, но есть и коренные отличия. Такого глубокого, почти бездонного бассейна я в жизни не видел. На пятидесяти-шестидесяти футах внизу виден сплошной ледяной массив с пересекающимися цепями красных холмов – точно как на Европе.
К нам подходит человек в гидрокостюме дайвера. Ларк отдает ему честь и садится в первом ряду трибун.
– Здравствуйте, финалисты. Я лейтенант Барнс, офицер ВМС США, мастер ассоциации дайвинг-инструкторов.
Вот он, мой звездный час. Я расправляю плечи, адреналин поступает в кровь.
– Вы знаете, что сразу же по прибытии финальная шестерка должна будет пробурить ледяной покров и добраться до каменного океанского дна, где мы и создадим впоследствии земную колонию. Операцией будет командовать главный подводник, но пять остальных тоже должны стать сертифицированными ныряльщиками.
А главный, значит, я – больше некому. Кто еще может доставать ценные вещи со дна, как я в Риме? Я скроен для этой цели, как на заказ.
– Сегодня мы проведем вводный урок, – продолжает лейтенант Барнс. – Купальные костюмы у всех имеются?
Мы киваем: Ларк вчера вечером сказала, чтобы мы их надели.
– Хорошо. Надевайте акваланги и выходите на край бассейна.
Хочу сказать, что мне акваланг не нужен, но соображаю, что этот фокус лучше приберечь на потом. Барнс раздает баллоны, шлемы и маски. Слышится легкий гул и бибиканье: к нам движется робот Киб. Лейтенант бежит к нему, у меня встают дыбом волосы на затылке.
– Похоже, баллы нам присуждать будет, – замечает Катя. Если так, то это настоящее состязание! Я и так знаю, что буду первым, но с роботом в качестве судьи это в самом деле напоминает олимпийские игры, о которых я когда-то мечтал.
Заглядевшись на Киба, я забываю о своем главном сопернике.
– Черт. Что он делает? – шепчет Ашер, и я вижу, что успевший раздеться Беккет забирается на трехметровую вышку.
– Ой, – пищит Наоми.
Беккет вытягивается, отталкивается и выполняет безупречную «ласточку». Кажется, это не только мой звездный час…
– Мне вводная лекция ни к чему, лейтенант, – говорит вынырнувший Беккет. Обращается как бы к Барнсу, но смотрит только на Киба.
– Я заметил, – поднимает бровь лейтенант. – Кто-нибудь еще обойдется
