Новый удар. Они подозревают не нас, а ученую даму, кумира Наоми, чья книга лежит у меня на тумбочке. В глазах Наоми отражается моя вина и мой шок.
– Еще одно, – говорит доктор, и на этот раз я могу поклясться, что он смотрит прямо на нас двоих. – Финальная шестерка будет отобрана раньше, чем мы намеревались, а именно завтра. Попытка саботажа еще раз дала понять, как мало времени у нас остается.
Глава двадцать четвертая
НАОМИВ чем же я промахнулась?
Желчь подступает к горлу при виде впавшей в младенческое состояние Дот. Я думала, что зашла и вышла достаточно быстро, чтобы не причинить ей вреда, а на поверку выходит, что я всего лишь любитель, взявшийся за непосильное дело. Вместо того чтобы обеспечить финалистам защиту и открыть миру правду о планете Европа, я всех нас подставила под удар. Предъявить биоподписи, полученные от робота со стертой памятью, я уже не могу – мои открытия будут выглядеть как бред сумасшедшего. Дот отстранена, доктор Такуми торопит с финалом, и никто не узнает о том, что я сделала.
Во всем виновата я, звучит у меня в голове под наводящую ужас речь доктора. Облажалась по полной и не уверена, что смогу хоть что-то исправить.
А Лео? Он, наверно, ненавидит меня не меньше, чем я себя. Может, сознаться во всем? Этим я сниму подозрение с невиновного человека, и биоподписи тоже, возможно, примут всерьез, если я обменяю их на свою свободу. Но наказание затронет и моих близких: их выставят на улицу, Сэма лишат медицинской помощи… нет уж. Доктор Вагнер может противостоять Центру Джонсона и правительству, а я не могу. Кроме того, мое признание лишит финальную шестерку единственного астронавта, чьи знания способны сохранить жизнь пяти остальным.
Я обязана лететь с ними, иначе никак.
Как только нам разрешают уйти, мы с Лео во всю прыть шпарим к лифтам. Заскочив в пустую кабину, я прячу лицо у него на груди – и чувствую, как он застывает.
– Я уж думал, что больше не увижу тебя, – говорит Беккет, втиснувшись вслед за нами.
– С чего это, интересно?
– Так, чутье. После того, что случилось ночью.
На жилом этаже он выходит первым.
– О чем это он? – недоумевает Лео, наморщив лоб. Придется рассказать ему, что взлом робота – не единственный мой косяк.
– Он видел, как я шла к тебе прошлой ночью. А может, и еще что-нибудь.
Лео стонет, узнав о новой проблеме, и тут меня осеняет. Если Беккет правда видел, как Дот выходит из моей комнаты, то отнюдь не по доброте душевной это скрывает. Ему что-то от меня надо… вопрос в том, что.
– Зайдем, – говорю я Лео у своей двери. – Есть вещи поважнее того, что нас застукают вместе. Надо поговорить.
– Ладно, только не посреди комнаты – нас могут услышать. Давай вот здесь. – Лео открывает дверцу стенного шкафа.
Мы втискиваемся под мою висящую на плечиках форму. Было бы смешно, не будь все так серьезно, – меня и теперь нервный смех разбирает. Чтобы побороть его, я наскоро посвящаю Лео в суть дела, рассказываю о жизни на Европе и об инопланетных бактериях, подчиняющих себе наши тела и наше сознание.
– Я понимаю, тебе не хочется в это верить, ведь это меняет твой взгляд на миссию, которая так много для тебя значит. Но…
– Дело не в этом. Я тоже должен сказать тебе кое-что. Перед моим отъездом из Рима дочка премьер-министра подслушала разговор своих родителей и передала его мне. По ее словам, я попал в финалисты из-за своих дайверских способностей, которые делают меня чем-то вроде живого оружия.
– Что ж ты молчал до сих пор?
– Да просто всерьез не принял сначала. Я всегда хотел одного – в финальную шестерку пройти. Не хотел копаться в том, почему меня взяли. А потом, когда увидел, как действуют прививки на Беккета и на меня самого, начал догадываться, о каком оружии премьер говорил. Нас готовят к столкновению с инопланетянами, чтобы мы могли подчинить Европу себе.
Смотрю на него, не в силах ничего вымолвить. Теперь все кусочки головоломки встали на место.
– Понятно тогда, почему здесь все так засекречено, – шепчу я, сделав усилие. – Кто бы согласился в этом участвовать, зная, что ждет впереди? Нас просто тренируют и делают нам прививки, чтобы потом заслать в тыл врага. Может, доктор Такуми видит терраформирование как раз в том, чтобы уничтожить коренных жителей и приспособить Европу исключительно для землян. Этого нельзя допустить! Планета принадлежит тем, кто обитал на ней задолго до нас, даже если это угрожает выживанию нашего вида.
Лео кивает, осознав наконец, в чем состоит его хваленая миссия.
– Поэтому, – продолжаю я, – мне надо во что бы то ни стало попасть в шестерку.
– Чего? Ты же так хотела домой, говорила, что нас на смерть посылают… Почему ты вдруг передумала, узнав про инопланетян?
– Потому что поняла, где я больше нужна. – Я беру Лео за руку. – Все другие идут на это вслепую. Если я своими глазами увижу, кто там живет, и придумаю, как с ними сосуществовать, не уничтожая ни их, ни планету, то мне там самое место. Дот я погубила, но могу еще загладить свою вину, сохранив жизнь другим астронавтам.
Лео смотрит на меня так, что я вспыхиваю.
– Каждый раз, когда я думаю, что в тебе разобрался, ты открываешься мне с другой стороны. Мне кажется, что храбрей и отчаянней уже нельзя быть, а ты… – Он, смеясь, гладит меня по щеке. – Может, потому я и не представляю, как смогу жить без тебя.
Со мной все обстоит точно так же. Я нахожу покой только в его объятиях, вот как сейчас.
– Теперь все зависит от доктора Такуми, – тихо говорит Лео, – но и я должен предпринять что-то. Сделать так, чтобы мы полетели вместе.
Глава двадцать пятая
ЛЕОСегодня у нас что-то вроде Тайной Вечери – последний ужин перед окончательным выбором. Так, наверное, чувствуют себя солдаты в канун наступления, только мы боимся как раз того, что нас отправят домой. Даже канун первого отбора сравнения не выдерживает: сегодняшнее напряжение могло бы снабдить энергией целый город, и самый высокий уровень у меня. Мне надо не просто войти в шестерку – надо, чтобы и Наоми тоже вошла. Молюсь за нас обоих – если моя молитва не будет услышана, до завтрашнего вечера мне не дожить.
Сидим с Минкой, Сидни, Дэвом и Анри. Есть никому не хочется. Я долго набираюсь смелости, глядя на доктора Такуми, и перехватываю его на выходе из столовой.
– Можно с вами поговорить? Это быстро.
– Да, Леонардо, в чем дело?
– Я хотел только сказать, что
