Должно быть, подумал он, так принято у эльфов: если ты живёшь вечно, не стоит торопиться с любовью, ты можешь продлить каждое мгновение, медленно смаковать каждое новое признание и открытие. Он не стал бы против этого возражать. Возможно, грань между медлительностью и ожиданием была слишком тонка, сказал он себе, развернувшись, наконец, к Дейлу спиной. Но Тауриэль заслуживала его терпения, а значит, он будет ждать. Итак, Кили снова повернулся лицом к горе и пошёл домой.
========== И гнев если вдруг снизойдёт на тебя, своей не подставь щеки ==========
Кили почувствовал облегчение, когда стражники у ворот пропустили его в гору, поприветствовав обычным образом. Это означало, что формально Торин ещё не лишил его титула и наследства в глазах всего Эребора. Он прекрасно знал, что после всего, что он сказал вчерашним вечером, такие действия были бы вполне заслуженными.
Если быть твоим наследником - быть потомком Дурина - означает ценить наследство больше тех, кого я люблю, я отказываюсь от своих прав! Я не хочу быть принцем!
Когда он произносил эти слова, Кили не был до конца уверен, имел ли он в виду, что действительно отказывается от своего первородства, или же они были просто доказательством того, что он готов был потерять, если будет нужно. Кили понимал, что после подобных речей он больше не имеет права рассчитывать на то, что сможет просто войти в эти ворота так, словно когда-нибудь станет хозяином этого места.
Все главные коридоры были пусты. Все, должно быть ужинали в столовой, и Кили тоже пошёл туда. Он должен был предстать перед Торином немедленно, и не смотря на то, что делать это перед всеми будет очень неловко, так было лучше. Хотя его вторжение было личным делом, Кили знал, что публичное признание вины и извинения будут доказательством того, что они снова могут рассчитывать на его верность.
У дверей главной столовой он замешкался. Обычный гул голосов и звон посуды сейчас казался ему чуть ли не враждебными. Кили живо представил, как все будут смотреть на него, испытывая, осуждая. Создатель, дай мне мужества. Он выдохнул и вошёл.
Поначалу его никто не увидел, и какое-то мгновение он лелеял отчаянную надежду, что возможно, он сможет пробраться к королевскому столу незамеченным. Но разговоры постепенно прекращались, когда присутствующие, толкая локтями своих собеседников, кивали ему. Шагая по залу, Кили заставлял себя смотреть прямо, не отворачиваясь. Он слышал шепотки у себя за спиной. “А он не такой дурак, как я думал”, “бесстыжий наглец” , но даже половина из всего этого не разозлила его так сильно, как чуть слышно сказанная кем-то фраза: “Молись, чтобы он наконец освободился от её чар”. При других обстоятельствах Кили сразу врезал бы негодяю кулаком в нос, но сейчас молодой гном с болезненной ясностью понимал, что должен вести себя зрело, как подобает принцу.
Подходя к королевскому столу, он наблюдал за реакцией дяди и брата. Лицо Торина оставалось непроницаемым, а вот Фили был явно удивлён. На физиономии Даина, который сидел слева от дяди читалось неодобрение, но выглядел он успокоенным, если такое вообще было возможно. Кили видел, что его собственное место, через два стула справа от короля, рядом с Фили, было не занято. Торин пристально наблюдал за племянником, пока тот стоял у стола. Кили преклонил колено.
- Ваше Величество. Дядя, - начал он тихо, не отрывая глаз от короля. Он заставил себя говорить громко, так, чтобы его слышали все, - Прости мне слова, что я сказал вчера вечером. Во мне говорил гнев, и я сожалею, - выражение лица Торина не изменилось, - Я обещаю, что постараюсь вести себя достойно, как это было всегда, - молодой гном склонил голову.
Мгновения ожидания, что последовали за этим, были самыми тяжёлыми. Кили признал себя подчинённым и бежать было уже некуда.
- Встань, Кили, сын моей сестры, и займи своё место, - раздался, наконец, голос дяди.
Демонстрируя смирение, Кили выждал ещё несколько секунд, а затем встал. Обходя вокруг стола, он посмотрел на брата. Лицо Фили не выражало ничего, и ему внезапно стало больно. Он не был уверен, что именно ожидал увидеть: поддержку, сочувствие, возможно, облегчение? Он был дураком, думая, что его поступок не отразится на Фили, что брат не будет страдать. Но всё же, когда брюнет сел на своё место, брат пододвинул к нему свою полную кружку, и Кили принял её, благодарно кивнув в ответ. Сидящие за столами гномы неохотно переключили своё внимание на соседей, возобновляя прерванный разговор.
*********
Фили знал, что должен гордиться тем, что его брат всё-таки поступил правильно, хоть это и далось ему очень тяжело. И он гордился. Но какая-то часть его продолжала цепляться за чувство обиды. Он просто хотел, чтобы время от времени Кили всё-таки приходилось сталкиваться с последствиями собственной дерзости и безответственности. Фили понимал, что желать подобного неразумно с его стороны, он, конечно же, не хотел, чтобы его брата изгнали или лишили наследства, и он также знал, что сегодняшний вечер не будет концом разногласий между Кили и Торином. Но всё же, это было похоже на то, чтобы позволить Кили забыть о том, что он умудрился совершить катастрофическую, невероятную глупость.
Поэтому, несмотря на чувство огромного облегчения оттого, что его брат вернулся, за ужином Фили оставался спокойным и невозмутимым, и когда они оба ушли из-за стола, он заперся в своей спальне вместо того, чтобы отдыхать в общей комнате. Спать он пока не хотел, поэтому сидел на краю кровати, подкидывая один из своих ножей, как часто делал, когда думал, или как сейчас, пытался этого не делать. Через некоторое время в дверь постучали.
- Фи, можно войти?
Фили в очередной раз подбросил нож, поймал его и ответил:
- Да.
Кили медленно открыл дверь и замер, переводя взгляд с лица брата на нож в его руке, как будто ожидая, что тот бросит его в него. Старший принц тоже посмотрел на нож, а потом отбросил его подальше, в дальний конец комнаты. Он рассеянно услышал глухой удар, когда лезвие вонзилось в деревянный щит, висевший на стене. Кили это не воодушевило.
- Фили, мне жаль, -
