Под берегом, где они лежали, тихо журчала река, а сверху, над ними, пела флейта Дариона. Но Тауриэль почти не слышала всех этих звуков…
Эльфийка осторожно встряхнулась, поудобнее усаживаясь в кресле в своей комнате на вершине дерева. Она не спала - в действительности она почти совсем не спала с тех пор, как рассталась с ним несколько дней назад - и всё равно видела сны. Это был особый дар её народа-возможность жить в воспоминаниях так же ярко, как и в мечтах, но она редко пользовалась этой способностью. Тауриэль всегда втайне не одобряла тех более древних представителей своей расы, которые по её мнению намного больше думали о прошлом, чем жили в настоящем или смотрели в будущее. То, что было в прошлом, ушло и не было смысла оплакивать непоправимое, намного лучше было ценить то хорошее, что у тебя было сейчас.
Теперь она понимала, почему кто-то мог желать оглядываться назад, отчаянно цепляясь за прошлые радости, которые были слишком драгоценны, чтобы их потерять. Для неё было утешением, пусть и не большим, вспоминать голос Кили, его жесты, улыбку, и живя в том единственном месте, где она могла быть с ним - в воспоминаниях - она была почти счастлива. И всё же…
Тауриэль не могла позволить себе стать похожей на тех эльфов, что вызывали её беспокойство, намертво привязанных к прошлому, которые всё меньше и меньше были частью живущего мира, когда всё больше времени отдаляло их от воспоминаний. Она не могла предать себя, избрав вместо жизни отстранённое созерцание, которое когда-то в глубине души презирала. А ещё она не могла предать Кили, который несомненно хотел бы, чтобы она оставалась той яркой, юной эльфийкой, которую он любил, а не стала тенью, мечтающей о прошлом. Она должна была доказать, что достаточно сильна для того, чтобы энтузиазм и радость, которые Кили подарил ей, стали частью её жизни.
Как она могла почитать и ценить его, если позволяла его дарам оставаться одним лишь воспоминанием. Если она не сможет найти способ нести его с собой по жизни, тогда за то, что она отдала свою любовь смертному, её и впрямь нужно было бы пожалеть.
Тауриэль с усилием встала с кресла, на какой-то короткий миг почувствовав боль, поднялась в спальню и взяла с туалетного столика серебряный гребень. Расчёсывая спутанные волосы его первым подарком, Тауриэль напоминала себе, что Кили до сих пор всё ещё был с ней. Ради него она могла сделать то, что должна. Можно было начать с обыденного, например, одеться, чтобы снова стать активной воительницей и защитницей своего дома. Где бы он в конечном итоге ни оказался.
**********
- Давно ты знаешь, что Фили влюблён в дочь лорда Железнобока?
Дис подняла глаза от куска глины, который она удерживала на гончарном круге, и посмотрела на брата, лицо её выражало лёгкое удивление.
- Я убедилась в том, что у него есть к ней чувства, этой весной, хотя и знала, что она любит его с тех пор, как вы ушли из Синих гор, - ответила она.
Торин молча ждал дальнейших объяснений сестры, пока она осторожно формировала из глины простой цилиндр, из которого потом могла выйти кружка или ваза. Вокруг них полки её мастерской были заполнены готовыми изделиями, которые вскоре могли украсить рынок Дейла или других дальних городов.
- Не трудно было догадаться, что она ждала новостей о нём, - наконец продолжила Дис, - За один месяц она столько раз спрашивала о нём, сколько я видела её здесь за целый год.
- Она всегда была тихоней, - согласился Торин, - Интересно, как Фили вообще её заметил?
Конечно, она была очаровательной девушкой, с золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и пухленькими щёчками, но даже все эти прелести не объясняли, как он мог заинтересоваться таким застенчивым существом, которое всегда пряталось в глубине комнаты, не говоря уже о том, что вокруг было полно других красавиц, готовых принять его внимание. Конечно, Торину был прекрасно известен тот факт, что у его племянников всегда было достаточно поклонниц. Дис усмехнулась.
- Я уверена, что она заметила его первой, и подозреваю, что Сиф может быть не такой уж тихой, когда знает, чего хочет.
- Надеюсь, что так, если он женится на ней, и она станет королевой.
- Ты не одобряешь этот брак? - спросила Дис, в её вопросе не было осуждения.
- Я не возражаю. Я просто не знал, что он уже принял решение. Когда он согласился жениться на дочери Андвари, я и понятия не имел, что он выбрал бы другую, если бы мог.
- Он очень старался ничем не выдать своих чувств, - ответила Дис, - Не забывай, я его мать. Я знаю даже то, чего он мне не говорит.
Торин кивнул; даже если бы он был отцом своих наследников, всё равно оставались вещи, которые могла заметить только мать.
- Я всегда надеялся, что Фили проявит свою склонность, так что я не собирался давить на него, - сказал он, - Он всегда был верен своему долгу, и я никогда не беспокоился, что его выбор мог повредить королевству.
- Как ты думал о Кили? - Дис перестала вращать колесо, ожидая от брата ответа.
- Все эти споры не его вина. Если бы я не впал в драконий недуг, даже то, что Кили выбрал эльфийку, вряд ли могло бы вызвать такую катастрофу, - конечно, были бы возражения, но вряд ли дело дошло бы до того, чтобы ставить под сомнение право Фили на трон, - Теперь я уверен, что Кили никогда не стал бы ставить Тауриэль выше своего долга.
- А раньше ты в этом сомневался, - заключила Дис.
- А что мне было думать? Он едва не сбежал с ней.
- Я знаю, - она смотрела вниз, на ожидающую её глину, но не прикасалась к колесу. Внезапно она снова взглянула на Торина и спросила, - Скажи мне: если бы всё было иначе, ты позволил бы Кили жениться на Тауриэль?
Король вздохнул.
- Ты просишь изменить то, чего изменить нельзя. Но да, полагаю, я сделал бы это.
Дис кивнула, и он понял, что ей нужно было услышать о него это, как для себя, так и ради своего сына. Он до сих пор отчётливо помнил, как она ярилась, когда он заявил, что в случае Кили любовь не имеет значения. Она восприняла его слова, как насмешку над тем, что её собственный ничем не примечательный, но полный любви брак так много значил для неё.
- Думаешь,
