Стоявший за моей спиной Энтони напрягся, готовый вдавить мальчика в землю, и я, чувствуя его присутствие, постаралась набраться храбрости.
– Ноэл, – начала я спокойно.
– Я бы предпочел, чтобы ко мне обращались как к адепту Биттнеру, – заявил он.
Габбинс приподнял свои отсутствующие брови, но воздержался от указания на то, что такого звания не существует.
– Адепт Биттнер, – сказала я. – Я понимаю ваше беспокойство. – Он стал разбухать от праведного гнева, и я быстро продолжила: – Однако и вы должны понять, что не все могут легко разобраться в том, что происходит здесь. Это нетипичная ситуация даже для Шахов. – Я умела искажать смысл слов не хуже многих, а этот парень явно был из тех, кто начитался определенного типа книжек. Его разбухание от праведного гнева плавно сменилось гордым пыхтением. – Это люди находятся здесь не из-за самого дракона, а чтобы успокоить посетителей, чрезвычайно важных, как и подобает случаю.
Биттнер неохотно кивнул.
– Понимаю. Дело тут не в том, что пули могут навредить дракону; меня возмутило именно неуважительное отношение.
– Будьте уверены, – заявила я, – мы все высоко ценим то, что здесь происходит. – Он довольно кивнул, вероятно, полагая, что со стороны выглядит почтенно и мудро. Я сделала глубокий вдох. – Адепт Биттнер, вы не присоединитесь к нам за завтраком? – Габбинс за моей спиной аж отпрянул от такой перспективы.
– Нет, – ответил Биттнер, невольно бросая взгляд на буфетную стойку. – Я не могу есть из-за подготовки к вечеру. Сейчас мне нужно проведать яйцо и пообщаться с драконом.
Ноэл Биттнер удалился, и я нетвердой рукой отодвинула от себя тарелку. Он не внушал никакого страха, но я не любила, когда на меня кричали.
– Мифани, – сказал Габбинс. – Я поверить не могу, что ты позволила этому мелкому говнюку так с тобой разговаривать. Мне без разницы, насколько там он талантлив, но ты член Правления Шахов, а он просто ученик из Имения. – Габбинс всерьез разозлился – и не только на Биттнера, но и на меня. Я набрала в грудь побольше воздуха.
– Конь Габбинс, – проговорила я, – это единственный человек, который умеет общаться с драконом. Если мы можем сделать так, чтобы он не поступил, как обычно поступают драконы, например, не начал сжигать дома и пожирать людей на пути к северу, – то это будет хорошо. Если сможем взять его под контроль Шахов – вообще отлично. Ради этого я готова мириться практически с чем угодно.
Габбинс успокоился, но я видела, что он все равно недоволен. Я молча встала и взяла себе новую тарелку.
Остальную часть дня мы руководили подготовкой к вылуплению. Была зима, и хотя яйцо подняли из ямы, занести его в помещение было нельзя. Драконы любят холод. Очень, очень сильный холод. Поэтому несмотря на минусовую температуру, нам пришлось установить здоровенную холодильную установку. Также понадобились особые удобства для того, чтобы люди могли наблюдать с близкого расстояния, не замерзнув насмерть и не погибнув, если у новорожденного дракона случится приступ ярости. Поэтому вокруг яйца устроили кольцо смотровых камер, обставленных удобными стульями, обогревателями, бренди, театральными биноклями и защищенных пуленепробиваемым стеклом. И с большим количеством снайперов на крыше. Все было роскошно, как дома.
Ко времени, когда прибыл вертолет, уже стемнело и я успела принять душ в фермерском доме и надеть что-то более официальное. Не каждый день все-таки присутствуешь при рождении дракона. Нас с Габбинсом поставили у входа в павильон – встречать последних гостей из Правления.
– Добрый вечер, сэр Генри, – чинно поздоровалась я. – Добро пожаловать.
Лорд прохрустел по снегу, благосклонно кивнул и поспешил в натопленную комнату, по пути снимая с себя тяжелое пальто. Габбинс проследовал за ним, чтобы поухаживать, а меня оставил встречать выступившего из тьмы Алрича. Охранники едва заметно напряглись. Всем было холодно, и потихоньку падал снег, сияя в отблесках огней, но Алрич приблизился плавно и бесшумно. Отпечатков на снегу он не оставлял, а пар изо рта у него не шел. Зато его волосы мерцали, будто жгучая кровь, и одет он был в тонкий черный шелк. Я же, дожидаясь его, продрогла даже несмотря на тепло, поступающее через дверь за моей спиной.
– Слон Алрич, – шепнула я.
Он улыбнулся и еле заметно кивнул. Я уже думала, он проскользнет мимо меня, но он предложил свою руку, и я, проглотив комок в горле, приняла ее. Когда стеклянная дверь закрылась позади нас, я стала понемногу вновь чувствовать свои ступни. Габбинс в это время представлял сэру Генри ключевых участников мероприятия.
– …а это Ноэл Биттнер, – закончил он.
Биттнер стрелой метнулся вперед, при этом наступив мне на ногу. Он был одет в какую-то мантию с капюшоном, который сейчас был опущен. Сэр Генри посмотрел на него с дружелюбной улыбкой, а когда Биттнер отвесил глубокий поклон, улыбнулся еще шире. Мне хотелось закатить глаза, но стоило признать, что мы все имели обыкновение раскланиваться перед главами Шахов. Правда, обычно при этом не били себя кулаками в грудь и не припадали на одно колено.
– Так значит, это тот молодой человек, который раскопал и историю о яйце, и само яйцо, – проговорил сэр Генри одобрительно.
Я заметила, как пешку Кэхилл передернуло, но ничего говорить она не стала.
– На самом деле, сэр Генри, раскопками руководила пешка Кэхилл, – заметила я вкрадчиво, и Биттнер стрельнул в меня недобрым взглядом.
– Ах да, конечно, – ласково проговорил сэр Генри, мягко пожав ей руку. – Чертовски впечатлен тем, как здесь все устроено. Ладья Томас присылала мне отчеты, и, насколько могу судить, операция проведена по первому классу.
Она просияла; Биттнер сделал кислую мину.
– Ноэл, – сказала я, – это слон Алрич. – И мелкий хам чуть отступил назад.
Его тянуло к могуществу сэра Генри, но Алрич его отпугнул. Настолько, что он даже не стал поправлять меня, когда я обратилась к нему, не назвав по его вымышленному титулу. Он поклонился, вновь довольно хореографично, но уже не так глубоко. Алрич, к моей радости, ничего не ответил и лишь слегка кивнул. Биттнер неуверенно поднялся и посмотрел на часы.
– Сэр Генри, время вылупления уже почти подошло, – проговорил он. – Я с вашего позволения отойду?
Сэр Генри кивнул, и Биттнер зашагал прочь. Открыл дверь, ведущую во дворик, где находилось яйцо, и я вздрогнула от задувшего внутрь ветра.
Днем до этого я успела осмотреть яйцо. Темно-синее, с мелкозернистой поверхностью и запачканное многовековой грязью, оно было вдвое выше меня,
