– Столько хватит? – Орк бросил на стойку бумажный доллар.
– Вполне! – обрадовался курчавый, выкладывая на прилавок тарелки с едой. – Приятного аппетита!
– Перестань швырять деньгами, – рассмеялась Беатрис, когда они уселись за столик. – На тебя половина аэропорта вытаращилась.
– Неужели все видели? – поддержал шутку Бен.
– Тебя даже на информационном табло показали, мол, смотрите: у него есть настоящие доллары! – Девушка с сомнением оглядела лежащий на тарелке сверток. – Кстати, ты не знаешь, что мы собираемся есть?
– Национальное русское блюдо: рубленое мясо с овощами, завернутое во что-то, – сообщил Орк, который внимательно наблюдал за процессом приготовления.
– Кебаб?
– Он назвал это как-то иначе.
– Как? – осведомилась любознательная девушка.
– Мой киберпереводчик сломался на втором слоге.
– Ужас, – Беатрис осторожно взяла сверток в руку. – Уверен, что это можно есть?
– Это была твоя идея, – Бен откусил сверток сверху, прожевал и улыбнулся: – Нормально.
Мясо восстановленное, приправа отдает пальмовым маслом, тесто сыровато, но в целом есть можно, в армии во время дальних рейдов кормиться доводилось и хуже.
– Нужно перекусить, потому что я не уверена, что в доме Бобби мы отыщем еду, – ответила девушка.
– У какого Бобби? – осведомился Орк.
– У друга, к которому мы едем. Его зовут Бобби Челленджер, он десять лет живет в Москве, почти стал русским, но в отличие от них не держит в доме еду.
– Почему?
– Бобби забывает, что она у него есть, и еда протухает.
– И потом он долго ищет источник неприятного запаха?
– Ты знаком с Бобби? – вновь рассмеялась Беатрис.
– Почему он редко заглядывает в холодильник?
– Из холодильника так воняет, что Бобби боится к нему приближаться, – девушка откусила еще кусочек. – Так себе кебаб, если честно.
– Вспомнил – это шаверма, – воспроизвел чуждое название Орк.
– А с виду – кебаб кебабом.
– Русские высоко ценят свое культурное наследие, которое в основном состоит из странных слов.
– Например, Достоевский, – произнесла Беатрис, отодвигая от себя остатки еды.
– Что Достоевский? – не понял Бен.
– Достоевский – это местное культурное наследие, – рассказала девушка. – Я читала его книги.
– Какие еще культурные слова ты знаешь? – Орсон был не настолько брезглив и свой сверток с мясом доел.
– ГУЛАГ.
– Что ГУЛАГ?
– Это место, где русские убивают русских.
– Зачем?
– Никто не знает, и всем плевать, – пожала плечами Беатрис. – Это исторический факт: у русских всегда есть ГУЛАГ, где они убивают русских, но зачем – никто не знает. Наверное, потому что дикие.
Они вновь рассмеялись, одновременно сделали по глотку чая и одновременно поморщились: он полностью соответствовал местной версии кебаба, и бурда, получившаяся из серых пакетиков без маркировки, называлась чаем только для того, чтобы определить позицию в чеке.
– Очень хочется вернуть это продавцу, – буркнул Орк. – Прямо в лицо.
– Он же горячий!
– Поэтому – в лицо.
– Но…
Возможно, Беатрис хотела наполнить бывшему полковнику о человеколюбии, однако Бен не позволил девушке закончить фразу: поставил пластиковый стаканчик на стол и прикоснулся к ее руке.
– Зря мы задержались в аэропорту.
Беатрис мгновенно поняла, что имеет в виду Орк, судорожно выдохнула и очень тихо спросила:
– Опасность?
– Да.
– Откуда знаешь?
– Еще не знаю, – ровным голосом ответил Бен, внимательно изучая толпу. – Чувствую.
– Шестое чувство?
– Благодаря ему я до сих пор жив.
– Я не смеялась.
– Угу… – Он откинулся на спинку тонкого стула. Со стороны казалось – ведет непринужденный разговор, но бывшие сослуживцы сразу бы поняли, что Орк подбирается, готовясь действовать. – Их двое, вошли в зал с разных сторон. Оба в плащах, и непонятно, как их пропустила охрана.
– Я смотрела прогноз погоды, в Москве похолодание, сегодня всего плюс пять.
– И ты говоришь об этом только сейчас? – притворно изумился Бен. – Я в одной футболке!
– Ты можешь шутить в такой момент?
– А что еще остается?
– Нужно встать и уйти, – сказала Беатрис.
– Придется подождать, посмотреть, в какую сторону они начнут стрелять, и уйти в другом направлении.
– Я забыла, что ты военный…
А в следующий миг раздался взрыв.
Орк ошибся: олдбагов было трое, а не двое. Третий – женщина с рюкзаком и пятилетним ребенком спокойно встала в самом центре переполненного людьми зала и привела в действие бомбу. Без крика. Без предупреждения. Как и любой олдбаг, она просто выпускала агрессию. Делала то, что от нее требовал беспощадный вирус.
Убивала.
Раздался взрыв.
Мужчины, которых заприметил Орсон, заранее укрылись за бетонными стенами, выскочили, как только прошла ударная волна, выхватили из-под плащей автоматы и открыли огонь, добивая раненых и контуженых, расстреливая тех, кому повезло остаться невредимыми, и тех, кто, услышав грохот, помчался на помощь, – такие люди еще оставались. И они падали под пулями олдбагов.
– Беатрис, ты цела?
– Да!
Они лежат на полу, на который Бен успел упасть сам и утащить за собой девушку, лежат среди стонущих людей. Беатрис напугана, но держится. На ее лице несколько капель крови, но Орк знает, что это не ее кровь, и с облегчением вздыхает.
– Я хочу уйти, – шепчет девушка.
– Я тоже, но они будут стрелять по всем, кто пошевелится.
Один из спасшихся посетителей фуд-корта поднимается на ноги и трясет головой. Его оглушило. Он не понимает, что в зале звучат выстрелы, и пытается вытряхнуть из головы гудящую вату. Пытается до тех пор, пока один из олдбагов не посылает в него автоматную очередь.
Человек падает.
На лице Беатрис появляется несколько свежих капель крови, но она даже не вздрагивает. Она внимательно наблюдает за выражением лица Орка и по нему понимает, что происходит.
– Олдбаг идет сюда?
– Да, – едва слышно отвечает Бен.
Убийца сообразил, что раз поднялся один, значит, на фуд-корте могут оказаться и другие выжившие, и направляется к перевернутым столикам. Но идет неспешно, добивая всех, кто оказывается на пути.
– Что нам делать?
Будь Орк один, он бы дождался, когда олдбаг отвлечется на что-нибудь, и бросился к стеклянной стене, которую вынесло взрывом. Они на втором этаже, потолки в аэропорту высокие, но лучше прыгнуть, чем ждать, когда пристрелят. Но как объяснить девушке, что нужно дождаться подходящего момента? Как?
А через секунду Орсон понял, что недооценил Беатрис.
– Окно, – шепчет она, и в зеленых глазах загорается огонек безумного веселья. Она все поняла и готова действовать.
– Моя женщина… – шепчет Орк.
– Потом похвалишь, – отвечает Беатрис. – Когда бежать? Сейчас?
– Олдбаг должен смотреть в другую сторону.
– Скажешь – и я побегу, – она подобралась. – Я готова.
– Я тебя люблю.
– Это я тебя люблю.
Она еще не понимает, что он хочет сделать. А Орк видит, что остальные живые замерли. Кто-то плачет, кто-то надеется прикинуться мертвым, но все лежат. Никто не собирается вскакивать, и остается одно: Бен хватает ножку ближайшего столика и резко швыряет его в сторону. И бросается следом.
– Беги!
Она молодец. Она понимает, чем он жертвует, но понимает, что жертва не должна оказаться напрасной. Она срывается с места одновременно с ним, но не вскакивает на ноги, поднимаясь во весь рост, а мчится к окну на четвереньках, прыжками. И мчится быстро. А Орк… Орк бросает столик, делает движение, заставляя олдбага не смотреть в сторону Беатрис, пробегает пару метров и ныряет на
