Тот кивнул. Письма должны приходить и уходить, как обычно, особенно сейчас, когда в них говорилось совсем не о воронах и их наставниках. Ример понимал, насколько серьёзным было это маленькое собрание. Имлинги за столом не принадлежали ни к недовольным купцам, которых душат налогами, ни к семьям, детей которых не возьмут в школы Совета после Ритуала и которым придётся вернуться из Маннфаллы домой. Наставники воронов так открыто обсуждают проблемы, что наверняка делают это давно. Они понимают, кто из них чего стоит, и знают друг друга настолько хорошо, что могут разговаривать без слов.
Хирка права. Рамойя предала Совет. И не только она. Здесь собрались те, кто хотел свергнуть его.
Ример ощутил пробуждение злости, на которую у него не было никакого права. Он уставился в узкое окошко в стене. Далеко внизу под ними раскинулась Маннфалла. Через пелену облаков просачивались солнечные лучи, которые падали на Стену и заставляли её сверкать. Стена всегда первой встречала солнце по утрам и последней провожала его по вечерам. Остальной город был благодарен Стене за тот свет, что она соглашалась отбросить на него. Имлинги входили в Эйсвальдр по высоким сводчатым галереям, словно шли от тьмы к свету. Красный купол казался бледным, как будто спал. От иронии происходящего Ример криво ухмыльнулся. Никогда ещё внутри купола не было такой бурной деятельности, как сейчас. Там заседали двенадцать семей, которые правили миром, причём правили им всегда. Но делали они это ради собственной выгоды. Через несколько лет он должен был стать одним из них. Он должен был занять кресло Илюме и, по её словам, стать самым молодым членом Совета. Ример был тем из Ан-Эльдеринов, кто отказался от своего места из чистого презрения, но сейчас, думая о предательстве Рамойи, он испытывал злость. Он чувствовал, как кровь бурлит в нём от того, что кто-то хочет устранить двенадцать членов Совета. Но разве сам он не хотел того же?
Однако, в отличие от собравшихся, Ример всегда уважал тот факт, что внутренний круг был создан по желанию Всевидящего. Совет совершил множество ошибок, но сам он был основан Его решением. И альтернативы ему не существует.
– Ветле, мы поднимемся в нашу комнату, и ты сможешь немного поиграть.
Ветле громко выразил своё неудовольствие, но позволил Хирке уговорить себя, потому что поверил её обещанию поиграть с ним в слова позже вечером. Рамойя попросила всех остальных собраться в помещении, куда оставляли сообщения. Сама она пообещала немедленно вернуться. Все выполнили её просьбу и позвали с собой Хирку. Ример последовал за ними.
В ожидании Рамойи никто ничего не говорил. Все собрались в комнате, которая находилась в самом центре дома. Она имела форму креста, из неё выходили двери на все четыре стороны света. Мощные балки перекрещивались под потолком, как на погребальном костре. В комнате имелось одно окно. Оно было больше других окон в доме, через него просматривался большой район Маннфаллы, но стояло оно как-то криво – стены словно наклонились вперёд, но забыли прихватить стекло. Всё помещение было заставлено полками и ящиками, полными писем и костяных и металлических чехлов. Здесь лежали перчатки, кожаные ремешки, масла и ножницы. Здесь письма принимали, помечали, сортировали и рассылали. Или же получали и раздавали жителям города – тем, у кого были средства заплатить за такую услугу. Бедняки редко пользовалась воронами.
В этой комнате должны были работать имлинги, но этим вечером Рамойя всех отправила по домам. Никто не должен видеть двух её гостей. Малейшие слухи о неизвестных или бесхвостых девушках навредят всем.
Хирка увидела балки и стала карабкаться вверх. Она уселась под потолком и принялась болтать ногами. Двое имлингов устроились за складным столом, крепившимся к стене, остальные стояли со сложенными на груди руками, прислонившись к балкам и стенам. Ример тоже остался стоять. Как только сядешь, твоё положение становится уязвимым. Если что-нибудь случится, то ты потеряешь драгоценное время на то, чтобы подняться на ноги.
Вороны успокоились за закрытой дверью, рядом с которой он стоял. Когда они услышали приближение имлингов, то раскричались. Сейчас, наверное, они учуяли его – хоть их и разделяла дверь, такое не представлялось невозможным. Поток креп в нём с каждым днём. Ример догадывался, что Рамойя выбрала эту комнату из-за воронов, несмотря на то, что в ней имелось всего два сидячих места. Пока в соседнем помещении находятся сотни птиц, никто не сможет услышать, что здесь будет сказано.
Ример всё острее чувствовал, как его разглядывают. В комнате находилось шестеро мужчин и две женщины, не считая Рамойи. Справа от него стоял Юар, широкоплечий парень с каштановыми кудрями, зимы на четыре старше самого Римера. Кнут видел вдвое больше лет, а на его руках виднелись следы от многолетнего общения с воронами.
Ример обратил внимание на их диалекты. Собравшиеся съехались со всех концов Имланда. Закрытая часть всемирной вороньей лиги. Лучшие наставники воронов. Элита своего дела. Мало кто лучше осведомлён о тайнах Совета, чем имлинги, которые имеют дело с письмами. Но каким образом они организованы и что связывает этих девятерых, сказать сложно.
Вернулась Рамойя. Она попросила стоявшую ближе всех к окну Лею закрыть ставни. Ветер усилился. Свисавшая с балки масляная лампа раскачивалась на сквозняке.
– А он тоже будет присутствовать? – спросил Торье, худощавый парень с севера, подстриженный почти наголо. Необходимости уточнять, о ком он говорит, не было.
– Он уже зашёл дальше, чем мы, – ответила Рамойя.
– Если девочка говорит правду, – сказала Лея.
– Я не вру, – проговорила Хирка с верхней балки.
Ример напрягся и забеспокоился. У него не было лишнего времени. Он думал, что оставил мир, когда решил стать Колкаггой. Сейчас его выбросило обратно, и при этом он оказался вне закона. Колкагги всё ещё охотятся за Хиркой, но уже скоро они хватятся самого Римера. Наступит время докладов, а его не окажется на месте. И никто не будет знать, где он. Сколько времени понадобится Совету, чтобы сложить два и два? У него не было времени стоять и ссориться с повстанцами из вороньей лиги.
– Зачем ей врать? Подумайте сами! Плакаты с её лицом расклеены по всему городу. Её приговорили к смерти, и ей некуда пойти. Она – потомок Одина. Эмблинг.
Ример обращался ко всем. К одному за другим.
– Если бы вы проснулись однажды утром и получили такое же известие, узнали бы, что вы – такие же, как она, чтобы вы сделали? Куда бы подались?
Несколько имлингов посмотрели вверх на Хирку. Ример продолжал:
– И зачем мне угрожать вам? Я стал Колкаггой, чтобы убраться из Эйсвальдра. Чтобы не общаться с двенадцатью семьями. Вы
