Мэри Энн улыбнулась и посмотрела на Элизабет. С видом заговорщика девочка ушла на кухню, оставив сестер вдвоем.
– Ты в него влюблена, я угадала? Достаточно видеть, как у тебя блестят глаза, когда ты на него смотришь.
Амелия покраснела. Затем вздохнула и опустила глаза.
– Мне жаль его, Мэри. И не только из-за того, что он вынужден был молчать и терпеть год за годом. Я знаю, что эта ситуация очень непроста для него. Ему о многом надо поговорить с мальчиком, но день длинный, и, быть может, я помогу ему пережить трудные моменты.
Мэри Энн взяла ее руки в свои и с нежностью их поцеловала.
– Все будет хорошо, не беспокойся. Поговори с ним как можно скорее. Настало время подумать немного о себе, сестренка. Ты же знаешь, с нами будут Алан и Джим.
Несколько секунд сестры молчали, потом обнялись. Амелия вышла из гостиной, и вскоре Мэри Энн услышала, как она спускается по лестнице и выходит из дома.
Она отправилась на кухню. Элизабет стояла у стола и пила из стакана молоко, наблюдая за мужчинами в саду. Мэри Энн поморщилась, едва сдерживая улыбку: оба гостя были по пояс голые. Похоже, они о чем-то горячо спорили. Судя по тому, как размахивал руками Алан и хмурился Джим, указывая в угол сада ближе к решетке, речь шла о том, где именно копать и сваливать ли землю с одной стороны канавы или с другой.
– Если ты воображаешь, что мама не замечает, как ты смотришь на этого писателя, ты очень ошибаешься, малышка, – неожиданно произнесла Мэри Энн. Элизабет пожала плечами. – Я не собираюсь читать тебе проповедь, радость моя. Я лишь хочу, чтобы ты была осторожна и не забывала, что Джим рано или поздно уедет отсюда. – Девочка нетерпеливо посмотрела на мать и вздохнула. – Главное – будь благоразумна, Эли, – продолжила Мэри Энн. – Я не желаю, чтобы ты поступала опрометчиво или сделала что-то такое, в чем потом пришлось бы раскаиваться.
– Что, например?
– Для начала – смотри не влюбись в него.
Доброжелательность, с которой Мэри Энн всегда разговаривала с дочерью, сделала их отношения предельно доверительными. Любая другая мать принялась бы кричать и топать ногами, предположив, что дочка-подросток того и гляди закрутит роман с мужчиной старше, голос же Мэри Энн звучал спокойно и мягко.
– А если это уже случилось – или мне, малолетке, так кажется? – поинтересовалась Элизабет, не сводя глаз с Джима. – Я знаю, что с девчонками вроде меня такое иногда бывает. Это вполне нормально и логично.
– Ты никогда не была такой, как другие девочки, радость моя. – Мэри Энн задумчиво смотрела в окно. – Я всегда знала, что тебя притягивают люди постарше, тебе интересны их знания и опыт, тебе нравится разговаривать с ними. Маленькая, ты любила сидеть на коленях у отца, когда он бывал дома и приглашал гостей. Ты слушала, о чем они разговаривают. Тебе не было еще и пяти лет, а ты уже обожала общество взрослых. Могла подолгу сидеть в их компании с какой-нибудь игрушкой в руках, прижавшись к отцу и наблюдая за происходящим. Чуть позже стало ясно, что ты унаследовала от Виктора страсть к чтению. Просила ставить тебе диск со сказками или часы напролет просиживала с какой-нибудь книжкой или комиксом, слушая детскую музыку или историю о Спящей Красавице. Ты была необычным ребенком…
Элизабет выглядела растерянной.
– Мама…
– Через несколько дней тебе исполнится семнадцать, Эли, – продолжала Мэри Энн. – Ты с детства мечтала учиться в университете, получить образование и уехать отсюда. Не отказывайся от своих планов ради мимолетного увлечения, детка. Если ты этого не сделаешь, ты никогда потом себя не простишь.
– Ты так уверена, что он ничего ко мне не чувствует и не почувствует…
– Элизабет, я плохо знаю Джима. Мне кажется, он хороший человек, он нам бескорыстно помогает, и я нисколько не сомневаюсь, что у него достойные жизненные принципы. И все-таки Джим – молодой мужчина со своими потребностями, со своим прошлым, и, главное, его жизнь – не здесь.
– А что, если его жизнь как раз здесь, мама, – возразила Элизабет дрогнувшим голосом.
Мэри Энн посмотрела на дочь, не понимая, куда та клонит. Она неторопливо откинула волосы за спину и машинально посмотрела на блестящую поверхность стола.
– Мама, я тебе соврала, – призналась Элизабет. Щеки ее порозовели. – Когда в тот день на похоронах ты сказала мне, чтобы я держалась подальше от Того, Кто Шепчет, я тебя не сразу поняла. Я не знала, что ты имеешь в виду. Но на самом деле я его видела. И Пенни тоже. Она все время говорила, что он хороший, что это ангел, которого папа послал, чтобы он за ней присматривал, потому что она больна. Хотя я всегда знала, что это не так. Он был здесь раньше нас. И даже раньше папы.
На лице Мэри Энн отразилось недоверие. Она обернулась к дочери, и обе молча смотрели друг на друга.
– Он вовсе не добрый, Элизабет. Ты не должна…
– Я еще не все сказала, – взмолилась девочка. – Пожалуйста, дослушай меня. Когда Пенни сделалось совсем плохо и у нее выпадали волосы, она не раз говорила, что он ее утешает. Он пел ей песенки и, когда мы все ложились спать, сидел рядом с ней и рассказывал разные истории. Пенни его не боялась. Он ее не пугал, все наоборот.
– Но это существо убивает других людей. Оно сделало много такого, о чем я не могу тебе сейчас рассказать. И все это никак не назовешь добрыми поступками…
– Да, я знаю. И не понимаю, почему так. Но я точно знаю, что он не хочет меня обидеть.
– Что он тебе сказал? – было заметно, что Мэри Энн нервничает. – Прошу тебя, Элизабет, скажи мне правду.
Девушка отошла от окна и уселась к столу. Машинально провела ладонью по матовой поверхности тикового дерева и вздохнула.
– Он сказал, что когда-нибудь Джим обо мне позаботится и что я должна быть сильной, когда наступят перемены. Вчера вечером во сне я слышала скрипку. Не помню толком, что было потом. Иногда в голове вспыхивают какие-то проблески, я вроде бы что-то вспоминаю, но дальше дело не идет. Но я слышала его собственными ушами. Он стоял под окном. Потом все смешалось, и, когда я наконец что-то вспомнила, Люсьен уже был возле моей кровати. Я его не видела, но точно знала, что он рядом. Я его чувствовала.
– Господи помилуй… Этот человек похитил Дэнни, родная. А
