– Это было давно, Мэри, – сказал он. – Не стоит так переживать. Сейчас главное – твоя дочь. Если мы не объединим наши усилия…
– Объединить усилия? – Мэри посмотрела ему в лицо. – По-твоему, мы должны защищаться от призрака? А не кажется ли тебе, что защищаться надо в первую очередь от самих себя?
– Я тебя не понимаю.
– Взгляни на нас, Алан. Роберт обрел сына, и надо признать, что призрак сыграл в этом не последнюю роль. А ты… Сколько лет мы любили друг друга, не подавая вида? Лишь благодаря призраку с его непристойными играми мы спустя столько лет наконец-то сблизились, Алан. Амелия… моя дорогая сестрица, чья скромность никогда не позволяла ей жить полной жизнью, ты все уже ему сказала, не так ли?
– Мэри, пожалуйста, – взмолилась Амелия.
– Конечно же, нет. Не сказала ни слова. Ты никогда не осмелишься признаться Роберту, что много лет в него влюблена. Так и проживешь всю жизнь, скрывая собственные чувства!
Амелия закрыла руками лицо. Роберт покраснел и уставился на Мэри Энн, не мигая.
– Он говорил правду, – продолжала Мэри Энн, о чем-то напряженно размышляя. – У него в мыслях не было их забирать. Он пальцем никого не тронул, пока моя дочь не умерла.
– Смерть Пенни напомнила ему гибель его собственного ребенка, – заключил Джим. У него снова разболелась голова. – Возможно, это и стало поводом. Призрак принялся терроризировать весь город.
– Ты его тоже видел, – сказал Алан, глядя на Роберта. – Что он тебе сказал?
Роберт, безучастный и погруженный в себя в течение всего разговора, улыбнулся насмешливо, почти издевательски.
– Думаю, сейчас это не так важно.
– Роберт, прошу тебя. Сейчас важно все, – возразила Мэри Энн. Она посмотрела на белую как мел Амелию. Внезапно ею овладела смесь стыда и угрызений совести.
– Он сказал, что знает тайну моего сына, – произнес он наконец. – И больше ничего.
Усевшись в одно из кресел, Джим рассматривал лицо Карлоты – та все еще стояла, склонившись над столом. Он видел ее слезы, напряженные щеки, выражение униженности на лице. Какие безжалостные слова он ей говорил! Имел ли он право быть с ней таким жестоким? Он жалел ее, он ей сочувствовал; так или иначе она была еще одной жертвой Люсьена, марионеткой, на сей раз из плоти и крови.
– Все мы совершаем в жизни ошибки, – пробормотал он, стараясь не причинить ей еще больше боли. – Вы обе – всего лишь два ребенка, две девочки, оказавшиеся во власти человека намного вас старше, – он вздохнул.
Карлота смотрела на него полными боли глазами и встала, силясь привести свои чувства в порядок. У каждого на лице было написано что-то свое. Амелия переживала свой стыд, не поднимая глаз от полотняной скатерти. Алан утешал Мэри Энн, которая покорно замерла в его объятиях. Мэри Энн, чьи длинные пряди волос рассыпались по плечам, прижавшись щекой к груди Алана, изучала выражение лица Роберта: сумрачное, строгое – со стороны могло показаться, что он в эти минуты далек от происходящего. Роберт находился в нескольких сантиметрах от Амелии, однако не касался ее – а может, боялся коснуться. Он был спокоен, но явно смущен и, разумеется, как и все остальные, пребывал в замешательстве.
Молчание нарушила Мэри Энн.
– Зачем ты его послушалась? – она повернула к Карлоте напряженное, непроницаемое лицо.
Та тяжело вздохнула. Подошла к сестре и уселась возле нее на пол, как монахиня. Затем взяла ее руки в свои и осторожно, торжественно поцеловала сперва одну ладонь, затем другую.
– Вы тогда еще не были женаты. Он появился в моей жизни и охмурил меня своими глупыми фокусами. Через несколько месяцев, когда я уже была влюблена до потери пульса, он сообщил, что больше не может со мной встречаться. Призрак явился несколько дней назад. Он поднял меня на смех. Якобы Виктор выбрал тебя, потому что я не могла иметь детей, я была неполноценной. Он встречался со мной забавы ради. А я довольствовалась крохами, потому что была влюблена в Виктора как последняя дура.
– Карлота…
– Мне очень-очень жаль!
Мэри Энн прижала ладонь к ее щеке. Затем опустила руку и вновь спряталась в объятиях Алана. Карлота растерялась: она не знала что делать. Доктор ей улыбнулся сочувственной улыбкой. Вскоре она встала и ушла.
Сперва ее неторопливые шаги слышались на верхнем этаже, потом едва различимое цоканье каблуков донеслось со стороны балюстрады. Затем хлопнула входная дверь. Джим видел, как на ходу она застегивает пальто, поднимает воротник и бежит к калитке. Вот она на миг остановилась, обернулась и посмотрела на дом, а затем исчезла, проглоченная туманом.
Амелия так и недоговорила начатую фразу. Мэри Энн и Алан отправились за Элизабет и Дэнни в центр города. На Роберта она старалась не смотреть. Она не могла поднять глаза выше его ботинок. Лицо у нее кипело, будто ее того и гляди хватит инфаркт. Джим мерил комнату шагами из конца в конец. Амелия воспользовалась моментом, несмотря на то что голос ее дрожал и звучал чересчур взволнованно или смущенно.
– Наверное, будет лучше, – начала она, – если я останусь сегодня здесь, и таким образом… таким образом…
Лицо Роберта на миг приняло умоляющее выражение, но она этого не заметила.
– Нет, – мягко ответил Роберт. Амелия вскинула веки: казалось, она вот-вот потеряет сознание. – Мне хотелось бы поговорить с тобой, но только не в этом доме. К тому же мы условились, что Дэнни и Элизабет не должны знать, что произошло этой ночью, а скрывать ночные прогулки твоей сестры будет довольно сложно. Да и стоит ли им видеть тебя в таком состоянии? Пойди умойся, это пойдет тебе на пользу.
– Роберт прав, – сказал Джим, подойдя к Амелии. – Лично мне проще застрелиться, чем остаться здесь на ночь. Но нельзя же всем взять и резко сменить планы. Кроме того, я не уверен, чего именно желает Люсьен. Я считаю, что мы должны смириться с текущим положением дел и вести себя так, как задумали.
Амелия кивнула и с усилием встала. Вид у нее был подавленный. Щеки горели от стыда, волосы растрепались, в глазах читалось душевное и физическое истощение. Она направилась в ванную комнату, когда же через пять минут вернулась, ей было явно лучше. Она поспешно накрыла на стол.
– Пойду пройдусь, поищу Карлоту, – пробормотал Роберт. – Надеюсь, она скоро вернется. А если это произойдет чуть позже, Элизабет будет уже спать и ничего не узнает.
Джим согласился. Несмотря на волнение, он чувствовал сильнейший голод. Нужно было срочно поесть: запах жаркого, доносившийся из кухни, становился почти мучительным.
– Джим, не думаешь ли ты, что она?..
– Надеюсь, что нет. Черт побери, не знаю! Но вдруг… Нет, не думаю. Я не хочу этого.
