Она покачала головой.
– Я не про это. Уверена, причина в другом. Не спрашивай меня, почему, но…
– А может, это как-то связано с Карлотой? Может, он предупреждал тебя о предательстве?
– Понятия не имею.
Она пожала плечами, сложила руки на груди и погладила пальцами предплечья. Этот чувственный жест вызвал у Алана непреодолимое желание обнять ее, но он сдержался.
– Твоя сестра спит наверху, – продолжил он. – Она заперлась изнутри. Наверняка вернулась под утро. Надо бы тебе с ней поговорить. Мэри, я знаю, что не имею права вмешиваться в ваши дела, но прошло много лет, и она твоя сестра. Твоя обида ничего не изменит, и ты это понимаешь.
Он заметил, что глаза Мэри блеснули. Меньше всего ему сейчас хотелось причинить ей боль.
Он наклонился и взял ее за руки.
– Не говори глупости. Ты имеешь полное право говорить на эту тему. Как раз тебя это касается больше других. И да, ты прав: Карлота познакомилась с Виктором еще до меня. Все, что она говорила, – правда. И она не злой человек. Я не могу наказывать ее более жестоко, чем она сама себя наказывала в течение стольких лет. У меня на это нет сил, да и Виктор не заслуживает лишней минуты моего времени. Он хорошо обращался со мной и нашими дочками. Он ни в чем ни разу меня не подвел и уже не подведет. Но моя жизнь изменилась. Теперь у меня есть ты, а Элизабет я нужна больше, чем когда-либо. Я не собираюсь следовать правилам этой игры и не позволю Люсьену разлучать меня с моей семьей, если он этого добивается. Думаю, в первую очередь он хотел сделать так, чтобы Карлота заплатила за свои грехи.
Уверенность Мэри Энн передалась Алану: от ее слов у него будто гора с плеч свалилась. Он очень любил ее, но впервые она предстала перед ним как женщина решительная и волевая. Как человек, который наконец-то ощутил в себе силы преодолеть невзгоды, за чьей хрупкой наружностью отчетливо просматривалась незаурядная личность.
– Что касается девочки, я поговорю с Джимом, – продолжала она. – И непременно организую ей полный медицинский осмотр. Понятия не имею, захочет ли этот человек от нее ребенка в сложившихся обстоятельствах. В Сан-Франциско его ждет привычная жизнь, карьера. Невозможно сказать заранее, как он отнесется к такой ловушке, если в итоге наша гипотеза подтвердится.
– Возможно, нас ожидает сюрприз. Вчера он очень расстроился, узнав про обман, в этом нет ни малейших сомнений. Я бы на его месте тоже разозлился, но единственной причиной была юность Элизбет. Он не сомневался ни в чем, кроме возраста твоей дочери.
– Но мы же его почти не знаем. Я не говорю о его доброте или принципах. Мы не знаем, что он оставил в Сан-Франциско, нам ничего не известно о его работе или его проектах. Мы не можем сказать, как он отреагирует!
Алан знал, что Джим не слишком беспокоился о подобных вещах; и все же образ беременной Элизабет приводило его в неописуемый ужас. Он сделал попытку выбросить его из головы и посмотрел на часы.
– Все это надо обсудить, и твоя дочь должна при этом присутствовать. Ох, мне пора, радость моя, – заторопился он. Подошел к Мэри Энн, пожал ей руку, затем крепко обнял и поцеловал. – Поговори с Карлотой, да побыстрее.
– Я люблю тебя, Алан, – пробормотала она. – Не забывай про это.
Он снова ее поцеловал.
– И ты не забывай про это, Мэри. Когда все будет позади, я заберу тебя отсюда, и мы отправимся в путешествие. Только ты и я.
Мэри Энн улыбнулась.
– Представляешь, я ни разу в жизни нигде не была.
– Я знаю.
Прежде чем сесть в машину, он посмотрел на ее силуэт в окне. Он видел ее теперь по-другому, не как сосед и не как друг. Отныне она была для него всем, впрочем, как и всегда – просто раньше он понимал это исподволь, втайне от самого себя. Он коснулся пальцами губ и послал воздушный поцелуй. Она засмеялась. Удаляясь от дома, он пожелал не разлучаться с этой женщиной никогда, ни на минуту. Но в следующее мгновение реальность оглушила его: город, суета, нестройный гул множество людских голосов. Он вспомнил про глупый праздник, зачем-то устроенный в городе. Неужели им в самом деле есть что праздновать? Сама идея праздника в такое время казалась ему кощунственной. Это было что-то вроде предчувствия. Дурного предзнаменования.
50
Подойдя к калитке, Элизабет наконец подняла глаза на Джима. Если бы она не научилась разбираться в его реакциях, она бы подумала, что история с Люсьеном, тетушкой Карлотой и ее предполагаемой беременностью задела его и оскорбила. Настораживала его манера говорить, привычка, которую она уже не раз замечала, подолгу задумываться над ее словами, словно стараясь обнаружить в них подвох. Несомненно, Джим Аллен всерьез разозлился на Люсьена, но не за то, что тот натворил. Было что-то еще, чего ей никак не удавалось распознать в спокойном, невозмутимом тоне его голоса. Как будто помимо злоключений, потрясших город в последнее время, существовало что-то более значительное, более важное лично для него. Элизабет не могла объяснить, в чем дело, но ясно чувствовала, что каким-то непостижимым образом Джим вышел из их команды и играл самостоятельно, терпеливо дожидаясь со стороны Люсьена ответного хода.
И лишь в то мгновение, когда он умолк и посмотрел на нее, чуть заметно хмурясь, она вновь увидела перед собой ни в чем не уверенного, вечно сомневающегося человека с растрепанными волосами и растерянным взглядом. Она понимала, что ее молчание его расстраивает. Джим сложил руки на груди и удивленно наклонил голову.
– И что? – спросил он. – Ты ничего не хочешь сказать?
– Про тетушку я знала, – уверенно ответила она. – Люсьен рассказал мне про это несколько дней назад. Помнишь, я говорила тебе, что проснулась посреди ночи и чувствовала его рядом? Тогда-то он все и рассказал. Она в самом деле не знала, что именно он ей предлагает. Но зная, кто он такой, можно предположить что угодно. Лично меня ничего не удивляет. Мне сложно ненавидеть тетю. Скорее мне ее жаль. Что же касается беременности, я и сама не исключала такую возможность, Джим.
Элизабет толкнула калитку и направилась к дому по дорожке, выложенной плиткой. Джим шел за ней по пятам.
– И это все? Больше ты ничего мне не скажешь? Тебе на все наплевать, радость моя?
– Нет, не на все, – она обернулась. – Меня не радует идея стать матерью прямо сейчас. В моем-то возрасте! Впрочем, эта мелочь не должна волновать тебя слишком сильно. Отопрешь дверь?
Она вошла в дом. Джим с удивлением подметил, что она чем-то рассержена.
– Как может не волновать меня эта, как ты выражаешься, мелочь? – Он
