Новые раны и ожоги возникали на теле Ламберта всё быстрее и быстрее. Боль ушла, остались лишь жгучая злость и жажда битвы. Ноэ знал, что теперь сможет убить Ламберта. Тьма хотела его убить.
Серия быстрых ударов, оставивших за собой шлейф раскалённого воздуха, и, ударив со всей силы, которой теперь было так много, Ноэ выбил из рук Ламберта меч. Он упал где-то за его спиной с глухим звоном, отдавшимся у Ноэ в ушах.
Всё было кончено, и они оба это поняли.
Ноэ знал, что должен был убить Ламберта, потому что он апостол, потому что он убил мать Силико, потому что… тьма внутри него отчаянно этого хотела.
Ламберт даже не пытался помешать, да и не успел бы. Лезвие рассекло воздух, устремившись к цели.
— В одном ты всё-таки прав, — выдохнул Ноэ, — настоящего чудовища из меня действительно не вышло.
Острие меча замерло в нескольких сантиметрах от груди Ламберта. Тьма внутри обожгла его волной боли, словно бы в отместку.
— Убирайся отсюда и не появляйся больше, — глаза Ноэ зло сузились, — если ещё раз попытаешься навредить моим друзьям, я действительно тебя убью.
Ламберт усмехнулся, и в одной этой усмешке чувствовались злость и досада от поражения. Но он вскинул руки, показывая, что сдаётся, и, развернувшись, пошёл прочь.
Ноэ отвернулся только когда Ламберт отошёл на несколько шагов. Голова кружилась и гудела, всё тело выламывало вернувшейся болью, а перед глазами всё темнело и размывалось. Попробовав сделать несколько шагов, тяжело волоча по земле раненое крыло, Ноэ пошатнулся и чуть не упал. Пришлось опереться на меч, словно на трость, воткнув лезвие в землю.
И только тогда он расслышал шаги за спиной, слишком быстрые и ритмичные, чтобы быть безобидными.
Он хотел обернуться, но тьма сковала его тело, сделала голову тяжёлой. Перед глазами всё окончательно размылось и потемнело.
За спиной сталь со свистом разрезала воздух.
А дальше не было уже ничего.
***
Она сидела на одном из камней, грудой сваленных у подножья горы и, обхватив себя руками что-то тихо бормотала себе под нос. Гензаи уже привык к подобному. Она часто говорила сама с собой, рассуждала вслух. Он научился ловить бессвязные на первый взгляд обрывки фраз, составляя их в логические цепочки, читать по губам, угадывать мысли по едва заметным изменениям в лице.
— Почему всё пошло не так, когда открылась эта дверь? Ну почему?! — Гензаи подошёл уже достаточно близко, чтобы услышать, что она говорит.
Он её не окликнул, подошёл тихо, почти беззвучно ступая по иссушенной почве, и провёл рукой по её волосам, пропуская сквозь пальцы белоснежные пряди. Лунария вздрогнула и резко отстранилась, в её глазах на мгновение вспыхнул страх, быстро сменившийся узнаванием, а потом и удивлением.
— Гензаи?! — это удивление слышалось даже в голосе, хотя она редко проявляла эмоции так открыто.
— Да, это всего лишь я, — вздохнул он, садясь рядом, разговор им предстоял долгий и не очень весёлый.
— В таких случаях у людей принято говорить «давно не виделись»? — на губах Лунарии мелькнул призрак улыбки, и Гензаи поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы она улыбнулась ему по-настоящему.
— Наверно, — пожал плечами он, — не знаю, сколько по твоим меркам прошло времени, по моим — полгода, наверное.
— Полгода, — задумчиво повторила она, поднимая глаза к небу, будто не желая встречаться с ним взглядом. Почему-то Гензаи показалось, будто она хотела сказать, что скучала, но не сказала, а он не стал спрашивать.
Здешний пейзаж навевал тоску. Серые камни, серое небо, грязно-жёлтая потрескавшаяся и высохшая почва. Лунарии здесь не место. Ей, кажется, вообще нигде не место, но хотелось бы хотя бы увести её отсюда. Только вот куда? Не притащит же он её в гильдию, мол, вот, знакомьтесь, это Лунария, она со странностями, но и вы не без них, так что привыкните. И да, она открыла Монолит, но вы её не обижайте, она не со зла.
Бред, конечно, но всё-таки… Держат же они в гильдии одного «предателя» и трёх драконьих потомков, может, и для Лунарии место найдётся?
— Ты снова пропала, ничего не сказав, а потом появилась здесь и открыла эту проклятую дверь. Что происходит, Лунария? Скажи мне, я ничего не понимаю, — попросил он, заранее зная, какой получит ответ.
— Я не знаю, — ответила она почти шёпотом.
— Прошу тебя, перестань! — в голосе против воли зазвучало раздражение. — Прекрати твердить, что ничего не знаешь. Ты в самом эпицентре этого хаоса! Мир вот-вот на кусочки развалится, а ты…
Гензаи резко замолчал и откинулся спиной на камень, рассеянно провёл рукой по волосам. Ему надо бы её ненавидеть. Смерти ей желать. Злиться хотя бы. Она враг. Открыла Монолит, помогала Питеру, ещё одной богине ведомо, что творила. Но злиться из-за этого по-настоящему не выходило. Злиться выходило только из-за того, что она ему ничего не рассказывает, и из-за того, что он на нервах, в том числе и потому, что за неё волнуется.
— Лунария, — продолжил он прерванный разговор, — я знаю, что ты…
— … частица Вестинель, — закончила она. — Да. Я вижу, что теперь ты всё знаешь.
— Почему ты раньше мне об этом не рассказала? Если бы я знал, кто ты, ни за что не оставил бы тебя одну.
Лунария наконец обернулась и посмотрела на него своими бесконечно синими и бесконечно грустными глазами. Гензаи захотелось её обнять, почему-то вдруг показалось, что он делал так тысячи раз. Раньше. Когда-то никогда. В том «никогда», которое он не помнил, но, может быть, помнила Лунария.
— Может, поэтому я и не рассказала, — она потупила взгляд, — не хотела привязывать тебя к себе. Если бы ты знал, чувствовал бы себя обязанным следить за столь опасным существом, как я.
— И последил бы, — грустно усмехнулся Гензаи, — может, тогда бы ты таких дел не натворила. Мне, честно говоря, глубоко плевать на твоё предназначение, и на то, что ты частица Вестинель, да хоть она сама. Что было бы, если бы ты просто осталась, никуда не пропадала, никогда не уходила? Ты могла просто остаться со мной, я никогда тебя не прогонял.
— Я… не знаю… я просто… — Лунария наклонила голову ещё ниже, так что всё её лицо укрыло волосами.
Слушать это не было уже никаких сил, и Гензаи всё же, приобняв её за плечи, притянул Лунарию к себе. Она не сопротивлялась, поначалу застыла, словно не могла решить остаться так, или всё-таки оттолкнуть его, а потом расслабилась, положила
