– Не надо, мамочка, хватит…
– Алексей пытался отбиться. Мы лежали под его накидкой из перьев. Он обернулся лебедем, но куда ему было до медведя! Я закричала, окаменев от ужаса. Испугалась, что Берман убьёт и меня. Даже не попыталась защитить Алексея, смелости не хватило. Я тряслась, по щекам текли слёзы. По всей хате летали перья, забрызганные кровью. Наконец я почувствовала на плечах руки твоего отца. Он тоже дрожал. Сказал, никогда не простит себе, что ушёл и не смог меня защитить. Он думал, я плачу от того, что меня обидели, снасильничали. Бермана испугала собственная ярость. Он поклялся никогда больше не обращаться медведем. Я же не знала, что делать, рот боялась раскрыть, вот и промолчала. После того как Алексей не вернулся в стаю, лебеди проследили его путь. Они захотели убить Бермана. К тому времени выяснилось, что я понесла. Ребёнок должен был стать единственным отпрыском Алексея Даниловича. Когда лебеди явились к нашему дому, твой отец сам к ним вышел, готовый принять суд и смерть. Его ужасал собственный поступок. Кровь за кровь, так положено. Но я в таком случае осталась бы ни с чем, лишившись обоих мужчин, которых любила. Я бросилась перед родичами на колени, моля пощадить Бермана. Лебеди согласились, однако с условием: отдать им новорождённое дитя. Я покорилась. А что было делать? С тех пор год за годом твой тятя вставал на защиту Лайи, не позволяя её у меня отнять. Пока он со мной, я не боюсь за младшую. Беда в том, что в этих лесах есть существа пострашнее медведей с лебедями, доня.
Тяжело вздохнув, матушка гладит меня по голове, в её глазах стоят слёзы.
– Они шныряют в чаще, только и ищут, где бы похитить человеческое сердце. В лесу слышны странные шорохи, птицы и звери шепчут о страшных созданиях. Донечка, мы с твоим тятей отправляемся в Купель. Его отец болен, а то и при смерти. Берман должен попробовать помириться с родными, узнать, не примут ли они его обратно. Ведь если ребе умрёт, он станет старшим в семье. Ему придётся взять на себя раввинский суд. Однако он ни за что не примет бразды правления, если его отец не признает меня и моих дочерей. Мне не хочется вас покидать, но ваш отец не оставил мне выхода. – Матушка судорожно всхлипывает, словно пытается не разрыдаться. – Прошу тебя, защити Лайю. Боюсь, лебеди вновь попытаются забрать её, когда проведают, что мы с отцом уехали. Знай, Либа, ты – много сильнее, чем тебе кажется. Ты тоже в час великой нужды сможешь стать тем, кем нужно.
– Матушка, прошлой ночью… – Я опускаю взгляд, не в силах признаться, во что превратились мои руки. – Думаю, я понимаю, о чём ты, – бормочу наконец, так и не набравшись смелости.
– Это твой тятя должен был объяснить тебе, кто ты и на что способна, однако время поджимает. Не бойтесь, в Дубоссарах вам ничего не грозит. А если уж беда придёт на порог, доверься своему чутью. Лайя мала и вечно витает в облаках. В её душе нет той сильной веры, какая есть в твоей. Когда она смотрит в небо, я замечаю тоску в её глазах. Наверное, наша жизнь не про неё, однако Лайя сама сделает свой выбор. Я никому не позволю решать за неё. Я перешла в веру твоего отца, поверила в Элойким[13]. Мне хотелось, чтобы твоя сестра жила нашей жизнью, поскольку я верила, что это правильно. Но решать самой Лайе. Иначе ей ни к какому берегу не прибиться. Я больше не встречалась со своей стаей, лишь видела, как осенью они пролетают над Дубоссарами. Случается, они кружат над нашей хатой, глядя на Лайю, а временами я слышу лёгкий топоток по крыше и шелест перьев. Это всегда один и тот же лебедь… – Матушка утирает слёзы, стекающие по белой щеке. – Какой бы выбор ни сделала твоя сестра, Либа, убедись, что это – её собственное решение. Если они явятся к вам… – Она отворачивается и смотрит на Днестр, словно пытается разглядеть его далёкий исток. – Ей нужно познакомиться со своим народом. Ты – девочка серьёзная. Лайя младше тебя, да и в голове у неё ветер. И всё же мы с тобой не вправе решать за неё. Однажды это случится и с тобой, доня. Придёт день, и ты встретишься с семьёй твоего отца. Надеюсь, тогда ты не ошибёшься. В Купели много юношей, которые с удовольствием возьмут в жёны дочь будущего ребе…
Сердце у меня ёкает.
– Впрочем, сперва нам надо съездить туда и посмотреть, как нас там примут. – Матушка порывисто меня обнимает. – Мы просто хотим для вас лучшей жизни, Либа. И для тебя, и для твоей сестрицы. Ну-ка, дай свою ладошку.
Только тут я замечаю, что до боли стиснула кулаки. Разжимаю руку и вскрикиваю: мои ногти длинные и почти чёрные.
– Ох, донечка! – Матушкины зрачки расширяются. – Я должна срочно поговорить с твоим отцом. – Она удручённо качает головой. – Нельзя нам покидать тебя и оставлять наедине с подобным. Если бы только ребе не лежал теперь на смертном одре… – Она прикрывает глаза. – Либа, может статься, ты одна встанешь между Лайей и лебедями. Думаю, ты поймёшь, что делать. Помоги ей не ошибиться в выборе, слышишь, доня? Недаром же у тебя есть когти.
Я неуверенно киваю.
– Держи, Либа. – Матушка кладёт мне на ладонь перо, запятнанное бурой, давно высохшей кровью. – Если ты или Лайя попадёте в беду, всё, что ты должна сделать, это достать перо и произнести имя Алексея Даниловича. Мы переговорим кое с кем в городе, чтобы за вами присмотрели, но если иного выхода не будет и вам понадобятся лебеди… Они прилетят на твой зов. Как бы там ни было, я – их крови. Однако улетать без Лайи они не захотят. Её жизнь в твоих руках, Либушка.
