— Тебе легко говорить…
— Может, ты на ней ещё и женишься?
— Если бы я на ней женился, я бы умер от счастья…
— Да. Бывает, — пробормотал Валерка, всем своим видом давая понять, что это тяжёлый случай, и медицина здесь бессильна. Он стрельнул бычком в крапиву и не спеша пошёл со двора.
Глава 17
Наспех развесив бельё в огороде, Даша бросила гремящий таз в сенях, и ноги против воли понесли её обратно к крыльцу.
На ступеньках стояла Лариса. Внизу нерешительно топтался Володька, теребя в руках обрывок поводка.
— Где кот, я тебя спрашиваю?! — кричала разъярённая Лариска.
— Кот? К-кот?.. — заикался Володя, красный, как рак.
— Ты действительно идиот, или прикидываешься?! — Лариска гневно топнула ногой, — Я тебе русским языком говорю: кот, кот… Куда девал кота?
— К-кота? Я не девал… он сам убежал… — запинаясь, бормотал Володька. — Че-честное слово, он вы-вырвался и… того…
— Ты понимаешь, что ты натворил? — тихо, с дрожью в голосе произнесла Лариска и вдруг расплакалась, — Это же клубный кот! Чистокровная британская порода!..
Лариска, закрыв лицо руками, плакала навзрыд. Володя вообще не выносил женских слёз, а Ларисиных слёз — тем более.
— Лара, я… я найду его! Хочешь? — Володя решительно вскочил. — Честное слово, хоть из-под земли откопаю, а найду гада!..
— Калиостро, Калиостро! — отчаянно звала Лариска.
— Мэу! — раздалось откуда-то сверху.
Лариска подняла голову — Калиостро сидел на воротах скотного двора.
— Вот он! — крикнула она своему парню, — Полезай за ним!
Нахватав на штаны репьёв, Володя продрался сквозь заросли лопухов, и полез по столбу на ворота. Но как только он подкрался к коту, полусгнившие ворота зашатались. Умный кот спрыгнул на землю и побежал в кусты. Володя хотел спуститься вниз, но рухнул вместе с воротами прямо в навозную кучу. Весь измазанный в коровьем дерьме, он вскочил и побежал за котом в крапиву. Кот проворно залез на дерево. Бедный пацан полез вслед за ним. Наконец, на самой высокой ветке ему удалось поймать проклятого кота, но тут ветка под парнем обломилась, и он, вместе с котом, кубарем полетел на землю.
Володя сильно ушиб спину и долго не мог подняться, но кота держал крепко.
— Ну, что ты там разлёгся? — нетерпеливо сказала Лариска, — Поймал кота? Что молчишь? Поймал или нет?
— Пойма-ал, — простонал Володька.
— Так давай его сюда, — потребовала Лариска, — Вставай, нечего дурака валять. Будь ты мужчиной!
Володя кое-как встал и, хромая, подошёл к Лариске.
— Коляся моя! Испугался, малыш! Ой, лапочки поранил!.. Ну, ничего, сейчас мы тебе их полечим, — с этими словами Лариска понесла кота в дом.
А Володя, грязный, в изодранной рубахе, с колючками в волосах, остался стоять, подпирая забор. Он был так жалок, что горячие слёзы гнева и обиды вскипели у Даши на глазах. Наплевав на запрет тётки Людмилы, она бросилась к нему, схватила его за локти, яростно затрясла.
— Как, как ты можешь так унижаться перед ней, а? Как?! — плача, кричала Даша, — Она же злая, злая и жестокая, никого не любит, кроме кота своего и себя!..
— Что я могу сделать, сестрёнка? Сердцу-то не прикажешь…
— Да она тебя у коврика дверного положит и каждый день ноги об тебя вытирать будет!..
— Ну и пусть! — отвечал Володька, — Я всё равно ничего не соображаю, как дурак становлюсь… Я жить без неё не могу…
— Даша! Ты почему таз в сенях бросила? — вдруг раздался над ухом резкий окрик тётки Людмилы, — Я к тебе обращаюсь! Ты что, оглохла?..
Даша развернулась и полыхнула на тётку ненавидящим взором.
— Слышу, не глухая! — отчеканила она.
— Ты как со старшими разговариваешь? Сопля!
— Сами вы сопля! — крикнула Даша и, не дожидаясь ответа, опрометью бросилась в дом.
Глава 18
Ярким калейдоскопом пёстро-однообразных дней пролетело два месяца лета.
Всё темнее становились ночи. Всё дождливее дни.
Подоив вечером корову и сцедив сквозь марлю в банки парное молоко, баба Нюра зажигала в избе свет. Падала на лица тень от матерчатого абажура над столом. Семья садилась ужинать.
— Ну, во имя отца и сына, да святаго духа! — крестились старики на образа в красном углу перед принятием пищи.
Поколение их взрослых детей садилось за стол, не перекрестив лба. Лариска, то и дело поглядывая на ходики на стене, бежала к зеркалу красить глаза и губы. Валерка брал с комода одеколон «тройной», прыскался им, надевал свою единственную кожаную куртку — на тусовки.
Рычали за окнами мотоциклы. Гогоча, влетали в избу размалёванные Ларискины подруги в компании Валеркиных друзей в одинаковых кожаных «косухах».
— Дверь, заполошные! — кричала на них баба Нюра.
Когда заканчивали ужин, а молодёжь шумной гурьбой уходила в клуб, в избе становилось тихо и даже как-то грустно. Баба Нюра зашторивала тёмные окошки, походя, отрывала на висящем на стене численнике очередной листок.
— Пётр-Павел — час убавил… — комментировала она. — Илья-пророк — два часа уволок…
Истончался численник. Даша грустно теребила в руках очередной листок календаря, отмечая, как укорачивается на каждом таком листке долгота дня. О, если бы можно было остановить время! Но нет, оно неумолимо. Вот уж и осень скоро, все разъедутся. Володю в армию заберут. И Кристины больше нет…
В один из таких пронзительно-грустных вечеров Даша вышла из избы. Было уже совсем темно; по полю стлался туман. В такие вечера ей особенно хотелось плакать — о Кристине, к которой никогда не придётся больше ходить. О несчастном Володьке с его неразделённой любовью. О бедных своих, кротких родителях. О ушедших счастливых днях, которые никогда-никогда не повторятся…
Словно в унисон её мыслям до Дашиных ушей доносилось стройное пение девушек. Пела Лариска, сидя со своей подружкой Иркой за плетнём.
— Расцвела под окошком белоснежная вишня,
Из-за тучки далёкой показалась луна.
Все подружки по парам в тишине разбрелися,
Только я в этот вечер засиделась одна.
Никому не поверю, что другую ты любишь,
Приходи на свиданье и меня не тревожь.
Неужель в моем сердце огонёчек потушишь,
Неужели тропинку ты ко мне не найдёшь…
Последняя фраза рассеялась над полем еле уловимым эхом. Какое-то время девушки молчали.
— Знаешь, Ир, — нарушила молчание Лариска, — Я, наконец, решила признаться ему в любви. Сама.
— Давно пора, — отвечала Ирка Ромашова, — Ведь пять лет он за тобой бегает…
— Кто?
— Володька, кто же ещё…
Лара фыркнула.
— При чём тут Володька? Я вообще не о нём говорю.
— А-а. Артурчик, что ли?
— Тише, нас могут услышать! — осадила подружку Лариска.
— Подожди, но как же Володька?..
— Да пошёл он… — процедила она сквозь зубы. — Дурак! Я его не любила никогда.
— Но ты же с ним целовалась!
— Ну и что? Мало ли, кто с кем целовался…
— Так, подожди, и ты призналась Артуру? — интонации Ирки стали настороженными.
— Да, — последовал ответ, — Вчера, на костре… Помнишь, я тогда потеряла заколку, а у него фонарик был? И мы пошли её с ним искать…
— И что Артур тебе ответил?
— Ну… пока ничего конкретного. Сказал «посмотрим»…
— Знаешь, Лара, не питала бы
