— Ребёнок?..
— Да, ребёнок, — отвечала та, отвернувшись в сторону, — Залетела я, кажется, Галка…
Глава 21
Впрочем, в эту ночь тошнило не только одну Валентину. Лариска, сидя на покосившейся лавке на задворках клуба, впервые в своей жизни выпила крепкого самогона. И, что называется, перелила через край.
А всё начиналось так прекрасно, так романтично!.. Лариска нарисовала себе перед зеркалом самые идеальные смоки-айз. Накрасила губы помадой с блёстками оттенка спелой сливы. И надела лучший свой наряд — топик, сшитый из зеркальных пластин, что переливался в радужных струях клубной цветомузыки, как груда драгоценных каменьев, бликующих яркими вспышками серебряных искр. Лариска была великолепна, нет — неотразима. Когда она, сверкающая как новогодняя ёлка, появилась на крыльце, где, как всегда, ожидал её верный Володька, тот аж дар речи потерял.
— Лара…
— О-о-о! Задра-ал! — она патетически закатила глаза, — Володя, ты задрал меня, понимаешь? Нет, не понимаешь?..
И Лариска, подняв кверху напудренный носик, гордо продефилировала мимо него, обдав его шлейфом сладких духов.
В клубе, как всегда, играла подборка самой крутой музыки. Бешено крутилась и мигала цветомузыка в такт зажигательному «Скутеру»:
Let me be your Valentine… Yeah!
Let me be your Valentine… Come on!
Лариска в своём сверкающем змеином наряде самозабвенно отплясывала дикий рейв на танцполе. Только она из всей толпы так и танцевала — остальные просто переминались с ноги на ногу. Всё сливалось в её глазах; она тонула в угарном сигаретном дыму, летала по деревянному танцполу, заходясь в экстазе.
Но вот затихли ураганно-зажигательные ритмы. Клубная молодёжь удовлетворённо заухала; кое-кто бросился к рубке ди-джея:
— Медляк! Медляк давай!..
Завздыхали нежно переборы гитарных аккордов. Девушки организованно, как по команде, отошли к бревенчатой стене — ждать, пока пригласят на танец.
У Лариски гулко забилось сердце… Пригласит ли её Артур на этот волшебный танец, под самую романтичную песню на свете? Она напрягла зрение, высматривая его лицо в дыму и полумраке клуба. Но вот он, в своей белой, ослепительно-белой футболке, идёт сюда, прямо к ней…
Лариска впилась взглядом его чёрные, как вишни, глаза, готовая уже поддаться порыву и сделать шаг вперёд, положив руки ему на плечи. Но нельзя первой проявлять инициативу, он должен сам — так того требовал негласный этикет.
Секунда — и они уже закружатся в танце, и возможно, губы их сольются в незабываемый, томительно-сладкий первый поцелуй. Но что это?.. Артур не пригласил её. Он взял за руку стоящую рядом Ирку Ромашову и увёл на танцпол…
Лариска стояла, будто её оглушили, и не верила своим глазам. Он танцует с Иркой! Обнимает её! Прижимает к себе! А она ещё, дура, ей душу изливала, этой стерве, этой предательнице!..
Ничего не видя сквозь пелену слёз, Лариска бросилась вон и клуба. Каким издевательством звучала теперь для неё эта песня, льющаяся за ней вдогонку!
Longing for the sun you will come
To the island without name
Longing for the sun be welcome
On the island many miles away from home…
— Ларка, ты чё, домой, что ли? — окликнул её Валерка, что сидел с Толькой Ежовым на лавке и пил самогон.
— Ага, домой, — с гонором сказала она и вдруг, выхватив у него бутылку, хлебнула прямо из горла.
Парни так и онемели. Ведь раньше Лариску было не уговорить даже пива выпить.
— Э, ты чё?.. Харэ!..
— Лар, чё случилось, что ли?
— Отвали, моя черешня! — развязно произнесла она и потянулась снова за бутылкой.
Из клуба вышла Ирка. Лара уже сидела на скамейке никакая, размазывала слезами свои смоки-айз по всему лицу.
— Лар, я не виновата, что он выбрал меня… — оправдывалась Ирка, — Он ведь ничего тебе не обещал…
Лариска пьяно захохотала сквозь слёзы.
— И что мне прикажешь делать? Поздравить вас? Поздравляю!..
Валерка и Толька, видя, что она уже набралась до чёртиков, начали отнимать у неё бутылку.
— Убери руки!.. — орала Лариска заплетающимся языком, — Тупое быдло!.. Да мне рожи ваши видеть противно, не то, что сидеть рядом с вами!..
— Слышь, за базар так-то отвечать надо, — сказала Лида Лепанычева.
— Да чё ты её слушаешь? Не видишь, она нажралась, как ханыга! — крикнул Валерка, держа вырывающуюся пьяную Лариску.
— Мусор вы! Понимаете? Мусор!.. — кричала та, заходясь в истерике.
Валерка взвалил Лариску на плечо вниз головой, потащил, как мешок картошки, от греха подальше. Та визжала, молотила кулаками по его спине:
— Пусти меня, скотина!!!
Хватка её ослабла; глаза вдруг страдальчески закатились, а лицо приняло бледно-зеленоватый оттенок.
— Плохо мне… Ой, тошнит меня…
— Только не на меня! — Валерка бросил её на землю.
Подруги Ларисы, теперь уже бывшие, молча с омерзением смотрели на эту сцену. Ленка Лукашова первая прервала молчание:
— Да уж… Хочешь узнать человека изнутри — дай ему водки. Иногда такое дерьмо попрёт, что мама не горюй…
Глава 22
Ясная лунная ночь стояла над деревней, оглушительно треща сверчками в траве.
Для кого-то эта ночь была волшебной и прекрасной. Для кого-то — слегка омрачённой. Для кого-то — обычной, как и все ночи. А для Лариски ночь эта стала чёрным поворотом в её судьбе.
Впрочем, напившись с горя вдрибадан, она мало что сознавала. После обильного приступа рвоты она отключилась прямо там, на траве. Валерка и друг его, Толька Ежов, стояли рядом, озадаченно чесали коротко стриженные затылки. Надо было как-то доставить это тело домой, вопрос только — как?..
— Ну чё, Толян, берём её за руки-за ноги и на мотоцикл сажаем? — нерешительно предложил Валерка.
— Сверзится она с мотоцикла. Придётся пешкодралом на себе переть…
Парни сели на корточки с обеих сторон, положили себе на плечи её безжизненные, словно плети, руки.
— Давай-давай, поднимайся!.. Оп-ля!
Лариска застонала, не открывая глаз.
— Ой, плохо…
Её стошнило. Парни брезгливо нагнули её вперёд.
— За волосы, за волосы её держи! — командовал Валерка.
— Не учи учёного, а съешь говна копчёного, — буркнул Толька Ежов, — Слышь, Вэл, а Вован-то её где?
— Вован в нокауте. Небось, на сушилах сидит, степанирует…
— Чё ему степанировать, вон овец полон хлев, — заржал Толька.
— Гонишь…
— А чё? Вон, в Норине, говорят, один пацан овцу трахнул.
— Овцу?.. И чё?..
— И чё, и всё. Хана. — Толька цыкнул слюной меж зубов.
— Кому, парню?
— Да не парню, овце этой…
— Во ебаной, — хмыкнул Валерка, — Так, Толян, держи её, ща я в окно стучать буду…
Толян втащил Лариску на крыльцо, а Валерка застучал в дребезжащее, запотевшее изнутри окошко.
Заспанная физиономия тётки Людмилы, наконец, показалась в окне. Сослепу не увидев сразу, что происходит, она вышла в сени в одной ночнушке. Зевая и пожимаясь от холода, не спеша отворила дверной запор.
— Рановато возвращаетесь…
И тут взгляд её упал на валяющееся на крыльце пьяное тело.
— Лара! Ла-ра!!! Что с тобой?! — затрясла она дочь, хлопая её по щекам, — Ты… ты пьяна?! Вы что, уроды, с ней сделали?! — тётка Люда набросилась на пацанов.
— Ничего мы с ней не сделали… Домой доставили…
— Вы ж её напоили до
