Кайцзун удивленно поглядел на Мими. Та беззаботно взяла палочками с тарелки полоску жареного теста, которую местные называли «призрак в масле».
– Если доктор ее не отпустит или она сама не захочет, Мими никуда не пойдет.
– Юноша, тебе следует пойти с нами. Там будут другие люди, с которыми ты знаком.
Ло Цзиньчен огляделся по сторонам, слегка приподняв подбородок, тем самым давая Кайцзуну понять, что не следует действовать опрометчиво. Кайцзун заметил в дальнем углу столовой пару человек. Они выглядели как обычные посетители, но время от времени они поглядывали на столик, где сидела Мими, оценивающе, при этом делая вид, что едят жареные полоски, кашу с солеными овощами и пьют соевое молоко.
Ло жестом пригласил Кайцзуна садиться и заговорил на тополекте Кремниевого Острова.
– Ты прямо как твой отец. Упрямый, несговорчивый, никогда не понимающий, что для него лучше на самом деле.
Сдержав гнев, Кайцзун медленно сел.
– Когда я и твой отец были молоды, не старше, чем ты сейчас, я звал его Старший Брат Сяньчжэ. Он был наполнен амбициями, хотел превратить Кремниевый Остров в крупный грузовой порт восточного Гуандуна. Но на это требовались деньги, очень много денег, и время.
Ло Цзиньчен запрокинул голову, глядя вдаль и погружаясь в воспоминания о далеком прошлом.
– Правительство не могло ждать слишком долго. Им были нужны результаты, зримые и осязаемые, от которых повысился бы ВВП, и они могли бы написать хороший доклад вышестоящим властям. Получить деньги и повышение по службе. И Кремниевый Остров избрал иной путь, в результате которого мы имеем то, что имеем сейчас.
Кайцзун хотел было возразить, но Ло поглядел на него, давая знак молчать.
– Не делай поспешных выводов, младший. История такова, какова она есть, потому что она следует определенным закономерностям, иначе бы сейчас тут с тобой не разговаривали. Должен признать, что твой отец оказался дальновиднее многих, а еще он смел и решителен. Он не погнался за легкой наживой, которую мог получить здесь, оставил свою страну, явился в Америку, чужаком, за которым ничего нет. Но его упорство дало тебе возможность вырасти в новой среде. Ты можешь счесть, что во мне говорит эгоизм, что я погряз в несправедливостях – мне без разницы. Мои взгляды просты. Зверь должен быть силен достаточно, чтобы за его потомством не охотились и не поработили его. У людей все точно так же. Так что я и твой отец одинаковы. Мы различаемся лишь в том, как выражаем свою любовь.
Если бы Кайцзун не был свидетелем множества случаев скверного обращения людей клана Ло с «мусорными людьми», он бы зааплодировал этим, казалось бы, чистосердечным словам. Он вспомнил своего отца, уже поблекшие воспоминания прошлого о том, как они скитались по Америке, стараясь выжить в чуждой стране. И ощутил биологическое отвращение, будто условный рефлекс.
Он никогда не сможет считать эту переменчивую, неприкаянную жизнь проявлением отцовской любви, как бы логично это ни выглядело.
Он не мог понять, почему его отец выбрал такой образ действий, даже спустя много лет. С рациональной точки зрения он мог бы привести множество серьезных доказательств, оправдывающих сделанный отцом выбор, но на эмоциональном уровне он никогда этого не примет. Чтобы мужчина покинул родную землю, взяв с собой тех, кто от него зависим, оставил основу их жизни – культуру и историю их родины, просто для того, чтобы обрести чувство безопасности… такое случалось лишь во времена голода или войны, а не в нынешние времена так называемого мира и процветания.
Мими достала откуда-то пасту чили и смешала ее с рисовой кашей: водоворот красного и белого, резкая яркость, дополняющая мягкость, смесь, пробуждающая вкусовые рецепторы. Кайцзун смотрел на Мими и наконец-то начал осознавать неясные контуры своих чувств по отношению к ней: они были чем-то большим, чем просто пара, мужчина и женщина; по сути, они были парой заключенных, испытывающих симпатию друг к другу, пленниками земли, которая им не принадлежала; они были чужими Кремниевому Острову, с одной стороны, с другой – не могли отрицать той сложной паутины чувств, которая привязывала их к этому месту.
– Дядя Ло, я наелась, – сказала Мими, поднимая взгляд и слизывая кончиком языка зернышки риса с уголков губ. Иероглиф «ми» на ее шее ниже затылка светился не переставая.
Ло Цзиньчен встал, следом встал и Кайцзун. Они поглядели друг на друга, не сказав ни слова. Мими посмотрела на них с умиротворенным лицом.
– Могу ли я верить вам? – наконец спросил Кайцзун обреченно. Положил руку на плечо Ло, прекрасно понимая, насколько груб такой жест, но не смог сдержаться. – Вы можете пообещать, что не причините ей вреда?
Ло аккуратно убрал руку Кайцзуна со своего плеча, взялся за нее и крепко пожал, дважды.
– Есть поговорка среди жителей Кремниевого Острова. Лодайтао кугкуй, даньжегбуно[18]. «Когда Большой Ло сказал «раз», это никогда не превратится в «два».
На его лице была смесь гордости и смущения.
– Большой Ло – это я.
На экране перед Скоттом снова появилась Сэйсен Судзуки. Кадры были сняты десятилетия спустя, но, хотя ее волосы стали седыми, а лицо перестало быть гладким, от нее все так же исходило ощущение особого изящества и милосердного характера. Она появлялась на самых разных форумах: в компаниях, на собраниях организаций, занимающихся правами человека, международных НКО, правительственных органов. Она размахивала руками и кричала, будто что-то защищая, но ее слушали немногие. Она выглядела старой и одинокой, будто ива, засыхающая и умирающая после многих лет жизни.
В результате непрекращающихся усилий профессора Судзуки в 1997 году КНБ был официально внесен в список Конвенции по Химическому Оружию. Последние годы своей жизни она посвятила разработке методов лечения договременных последствий поражения КНБ и разработала экспериментальную методику, включающую применение генномодифицированных вирусов для лечения мускариновых рецепторов в головном мозге жертв. Однако в силу недостаточного финансирования и технологических ресурсов методика так и не дошла до стадии клинических испытаний.
Профессор Судзуки так и не вышла замуж. В силу ограничений секретности военных проектов она так и не назвала общее число людей, страдающих от заболеваний, вызванных воздействием КНБ.
Изображение на экране стало бледно-желтым и расплывчатым. Затем объектив камеры сфокусировался так, что стал различим даже рисунок на обоях. Перед камерой сидела старая женщина, одетая во все белое, с легкостью и изяществом, которые дополняли идеально подчеркнутые черты ее красивого лица. К ее правому предплечью был приклеен пластырем автоматический инжектор, на котором мигал зеленый светодиод. Цифры в нижней части экрана показывали дату, 3 марта 2003 года.
Женщина кивнула и улыбнулась в камеру, и на ее лице мелкой сеточкой прорисовались морщины.
Она заговорила по-английски.
– Я Сэйсен Судзуки,
