В этот день шестьдесят лет назад мой жених Хидео Кубоку погиб в морской битве. Его трагическая гибель побудила меня сделать неправильный выбор: я сочла, что смогу сама прекратить ужасы войн. Как всем вам известно, я приехала в Соединенные Штаты, училась, получила ученую степень, начала сотрудничать с военными и изобрела КНБ. Они говорили мне, что благодаря моему изобретению остались в живых тысячи и тысячи солдат, что они получили шанс вернуться с поля боя домой, к своим любимым.
Они говорили правду, и они лгали одновременно.
КНБ вызывал необратимые изменения в психике, воздействуя на рецепторы нервных окончаний мозга. Выжившие весь остаток жизни провели в прочных тенетах безумия, ужаса и галлюцинаций. Я пыталась исправить свою ошибку, но уже слишком поздно. Я раскаиваюсь в своих грехах и прошу прощения у всех жертв.
Я также обязана покаяться в грехах и испросить прощения у всех, кто стал объектом экспериментов, тех, кто был искалечен или погиб в результате этих экспериментов. Вы уже заплатили цену за совершенные вами преступления и совершенно не заслуживали тех мучений, которые я на вас навлекла. Важно не то, что я совершила зло, желая сделать добро. Зло есть зло. Или, возможно, это зло жило в моем сердце, желая отмщения, но прикидываясь добром, и в результате случилось то, что случилось. Я не знаю, честное слово… простите, но все, что я могу сказать, – это что мне очень жаль.
Старая женщина низко склонила голову; складки кожи на ее шее ниже затылка растянулись, будто тонкая кожа под крыльями птицы.
– Сегодня годовщина смерти моего жениха, и сегодня день моего упокоения. Я надеюсь, что моя смерть, как бы незначительна она ни была, скажет каждому, что война уничтожает не только тело, но и душу. Да упокоятся с миром все наши души.
Она еще раз улыбнулась и нажала кнопку на автоматическом инжекторе. Зеленый огонек замигал быстрее, стал желтым, потом красным, а потом погас.
Сэйсен Судзуки сделала глубокий вдох и закрыла глаза, будто наслаждаясь потоком химического вещества в ее жилах. Ее лицо, иссеченное невзгодами жизни, быстро менялось, так, будто каждая морщинка на нем разглаживалась и исчезала. Она внезапно открыла глаза и поглядела выше объектива камеры. Ее лицо просияло от радости встречи с дорогим другом после долгой разлуки. Она тихо заговорила по-японски.
– Кубоку-кун, хибари ёри сора ни ясурё тёге ка на[19].
Мой милый Кубоку, парящих жаворонков выше, я в небе отдохнуть присел, на самом гребне перевала.
Она снова закрыла глаза, будто засыпая, ее грудь вздымалась все медленнее, а потом перестала, и ее оболочку будто покинуло нечто бесформенное. Словно марионетка, у которой обрезали нити, Судзуки медленно падала под действием силы тяготения. Ее благородная голова склонилась, а затем и все тело обмякло, осев в кресле.
Сэйсен Судзуки умерла в возрасте 83 лет. Проект «Мусорный Прибой» тихо прикрыли, а все связанные с ним документы убрали под замок. Кому достались права на три с лишним сотни ее патентов, покрыто мраком, как и количество жертв КНБ, страдающих от последствий воздействия вещества, которые все так же живут по всему миру, каждый день проводя в борьбе за жизнь.
Скотт сидел неподвижно, не в силах забыть трогательную сцену смерти Судзуки. Он и представить себе не мог, что проект «Мусорный Прибой» скрывает внутри себя столь шокирующие тайны. В нем бурлили противоречивые чувства: уважение к ученому, грешнице и просто женщине, которая шестьдесят лет ждала воссоединения со своим женихом, даже жалость к той, что взвалила на свои плечи такую ответственность и вину, которые на самом деле не были просчетом лишь ее одной.
А я не такой же? Эта мысль мелькнула у него в голове, и он усмехнулся. Даже жалость оказалась не более чем частью механизма самозащиты.
Проявлялись многочисленные узлы хранения сложной информации, будто рифы в море, образовывая сложный лабиринт. Скотт поднял руки и, будто дирижер симфонического оркестра, изящно двигал ими в воздухе. Руки двигались все быстрее, совершая сложные и быстрые жесты, а высокоточные цифровые датчики улавливали эти движения, преобразуя их в цифровые команды для компьютера: передвинуть, увеличить, свернуть, развернуть, вывести подробности, создать соединение… постепенно образовывалась мерцающая паутина, сеть с нерегулярной топологией, обладающая своей особой красотой, искаженной, но рациональной.
Уголки губ Скотта приподнялись в подобии улыбки; у него возникли мысли насчет того, как решить эту головоломку.
Он еле заметно крутанул указательным пальцем, выводя в центр сети узел данных «Мими» и помечая его золотистым знаком вопроса.
11
Она догадывалась, что заточена в оболочке под именем «Мими», но не знала причин этого заточения.
Будто ночной кошмар, но где-то вдали: как она нырнула внутрь тела стального великана и стала им самим – размахивая блестящими металлическими руками, прорывая преграду дождя и ветра, бежала, прыгала, охотилась… убивала. Она знала, что это случилось на самом деле. И надеялась, что на самом деле этого не было.
В данный момент Мими пребывала в галлюцинации, ей казалось, что она – гость в ее собственном теле. С того момента как она пришла в сознание, это ощущение становилось все сильнее. Что еще хуже, она не могла управлять своим телом из плоти и крови с той же эффективностью, с какой управляла роботом. Она вновь и вновь ощущала тревогу, которая пронизывала ее периферическую нервную систему и сердце, потрясая их; но затем в какой-то части ее мозга зарождалось ощущение эйфории и умиротворения, и она чувствовала себя как на седьмом небе. В другие моменты ее сердце начинало колотиться, ее охватывала нервозность, и будто какую-то невидимую конечность начинало колоть иголками фантомной боли, не давая ей думать и действовать.
Так, будто ее тело пыталось обуздать заключенную в нем душу.
Она вспомнила, как, проснувшись в больнице, стояла у окна, глядя, как выскочил из такси Кайцзун. Она хотела помахать ему рукой, окликнуть его, сделать все, что в ее силах, чтобы он увидел, что она стоит у окна. Хотела крепко обнять этого поддельного иностранца – сделать то, чего она никогда не делала и даже не мечтала сделать. Ты всего лишь МУСОРНАЯ ДЕВКА. Эта отметина была у нее в самом сердце, сидела в ней крепче, чем телесная пленка на шее, ее было невозможно стереть. Все ее действия и решения определялись этой меткой, невидимой границей, которую она не осмеливалась пересечь.
Она стояла не шевелясь, пока Кайцзун не появился в дверях у нее за спиной.
А затем она слышала разговор, совершенно невозможный. Немыслимые слова срывались с губ Мими и исчезали. Она смотрела, как Мими схватила Кайцзуна за руку, потом отпустила, а потом его руки взяли за руки ее. Она была уверена, что сходит с
