– А Лара знает, что произошло с Грейс?
– Да весь мир уже знает, что сделали с моим ребенком, благодаря этим чертовым газетчикам! Да, Лара все знает, она мне утром звонила. Она тоже безутешна.
– Мы пришлем к вам экспертов, чтобы собрать вещи Грейси – мы их изымаем в качестве вещественных доказательств. Они все тщательно перепишут. Вы до вечера дома?
Лорна кивнула, угрюмо сжав рот.
– Ребенок работающей женщины, – сказала Паллорино, примеряясь к походке Мэддокса. В коридоре старого дома пахло готовящейся едой, от паласов тянуло сыростью. – Грейси жила своей жизнью, о которой ее мать ничего не знала. Покупала себе одежду, гаджеты, ходила на свидания…
– Или ее задарил этот Джон Джекс на «БМВ», из элитного загородного клуба, – отозвался Мэддокс.
– Под предлогом ночевки у подруги дети часто занимаются чем-то совершенно иным.
Мэддокс покосился на нее:
– У тебя есть дети, Паллорино?
Ее лицо едва заметно дрогнуло.
– Нет. Но я сама когда-то была девочкой-подростком, – быстро добавила она. – Спорю, Лара Пеннингтон знает о Грейси Драммонд в разы больше, чем родная мамаша.
Неожиданно она обогнала Мэддокса и в мгновение ока сбежала по лестнице, оказавшись на улице раньше его.
С удовольствием дыша чистым зимним воздухом, Мэддокс пошел за Паллорино в машину, где их ждал Джек-О.
– С четками молятся об искуплении грехов, – сказала Энджи, дойдя до «Импалы». – После исповеди священник назначает, сколько раз прочесть «Отче наш» или «Аве, Мария», в зависимости от тяжести проступка, а согрешивший отсчитывает молитвы по бусинам, чтобы не сбиться.
Мэддокс пискнул пультом, и Энджи открыла правую дверцу.
– В одном из вариантов «Аве, Марии» говорится: «Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей, аминь».
– А ты католичка, Паллорино? – спросил Мэддокс, усаживаясь за руль и пристегиваясь.
– Я агностик.
Он улыбнулся:
– Значит, предпочитаешь свободу выбора?
– Может, бог есть, а может, и нет. И то и другое недоказуемо.
– Я и говорю – для тебя важнее свобода выбора. – Он завел мотор и выехал на улицу.
– Меня растили в католической вере, – немного погодя проговорила Энджи. – Мой отец итальянского происхождения, из очень религиозной семьи, а мама из ирландских католиков. Так что я с обеих сторон католичка.
– Но тебя что-то не устроило?
Энджи не ответила. Мэддокс бросил на нее вопросительный взгляд.
– Я прочитала свою долю «Аве, Мария» и знаю ритуал крещения… – Она снова замолчала. – Однажды мы просто перестали ходить в церковь – не помню почему… – Она кашлянула. – Ниточка, которую мы ищем, может тянуться к центральному собору и этому хору. Нужно поговорить со священником.
– Сперва Пеннингтон, – напомнил Мэддокс. – И загородный клуб.
╬Глава 25
Наркоманка, пристававшая к ним полчаса назад, дрожала в дверной нише недалеко от того места, где детективы с ней столкнулись. Кьель поднес ей к глазам флаер с фотографией:
– Узнаешь? Это Фейф Хокинг.
Женщина покачала головой, ковыряя болячку на щеке и глядя в сторону. Кьель решил, что ей под тридцать, хотя могло быть и гораздо меньше: сказывались употребление наркотиков и жизнь на улице.
– А такую татуировку видела? – спросил Лео, повернув к ней свой телефон с фотографией Медузы горгоны. Кьель раздраженно поглядел на нового напарника.
Женщина резко подняла голову:
– Откуда фотка?
– Из морга. Это тоже Фейф Хокинг. Когда ты ее в последний раз видела?
Женщина отвернулась от Лео и забилась в угол. Кьель кивком попросил Харви Лео отойти и не отсвечивать. Старый коп, недобро нахмурившись, посверлил Кьеля взглядом, но отошел и укрылся под соседним навесом, прикурив новую сигарету.
Кьель вынул пачку сигарет из нагрудного кармана и вытряс одну.
– Он повел себя грубо, я за него извиняюсь. Но я знаю, что ты уже видела эту татуировку, потому что в «Харбор-хаусе» на снимках ты и Фейф такие прям подружки-подружки. Одна фотография свежая, у Фейф там белые зубки, красивая новая стрижка и отпадные шмотки. – Говоря, он предложил сигарету нищенке. Та поколебалась, но взяла. Прикрыв конец сигареты дрожащими руками, она позволила Кьелю поднести зажигалку. Не в силах справиться с тремором, нищенка жадно затянулась и выпустила дым, немного успокоившись. Лео был прав – от нее исходил отвратительный смрад. Она была мокрая, тощая, явно замерзшая и наверняка нуждалась в медицинской помощи.
– Когда ты в последний раз видела Фейф? – негромко спросил Кьель.
Нищенка снова затянулась сигаретой, будто хватаясь за спасительную веревку, и взглянула на флаер:
– А что мне за это будет?
– Мы не закроем твою тощую задницу, – пообещал Кьель.
– Иди на хрен, козел. – Нищенка ткнула сигаретой в его направлении. – У вас на меня ни фига нет.
– Ладно, ладно. – Кьель поднял обе руки, по-прежнему держа пачку. – Ты меня уела, я пошел.
Наркоманка не отрывала взгляд от сигарет в его руке. Хольгерсен собрался уходить.
– Эй, слышь, а вы еще платите за инфу?
– Если хочешь стать конфиденциальным информантом, тебе придется приехать в отделение и оформить пару документов. Как тебя зовут, красавица?
– Нина.
– А фамилия?
– Просто Нина, и все.
– Скажи, просто Нина, когда ты в последний раз видела Фейф?
– Она правда умерла? Татуху реально в морге снимали?
Кьель промолчал.
Наркоманка опустила голову и переступила с ноги на ногу.
– Где ее нашли?
– В заливе.
– Блин, ой, блин… Не-ет… Вот блин… – Она ритмично закачалась, обхватив себя руками, затем пнула бордюр. Глаза ее заблестели. – Кладбищенская девка тоже утонула! С Фейф сделали то же, что и с кладбищенской?
Кьель несколько секунд пристально смотрел на собеседницу, но не ответил.
– Блин… Вот блин… Блин…
– Нам нужно отыскать ее друзей, родственников, рассказать тем, кому она была небезразлична, что произошло. И мы хотим найти
