— Мы не похожи на вас. — В голосе Уст Земли боль смешивалась с гордостью. — Мы не дорастали до разума, хотя были очень близки к нему. Нас им одарили. Мы другие. Рожаешь ребенка в надежде, что тот получит душу, а когда видишь, что ее у него нет, что он не говорит, не смеется, что он мудр, но не разумен, камдери-суве, обязанность матери… даешь травки… он засыпает, берешь на руки и спускаешься под землю. Он легкий и теплый, спит все более глубоким сном, дышит спокойно…
Великанша наконец открыла глаза и повернулась к ним. Глаза ее, черный и зеленый, выглядели одинаково, скрытые в тенях от лампы.
— Обычно он перестает дышать раньше, чем ты сюда добираешься. Находишь кусочек свободного пространства, кладешь его. Уходишь.
— Вы не можете…
— Нет! нет… взрослые вайхиры — это машины для убийства. Мы умеем только это, поскольку для этого нас и создали. Без души мы знаем только гнев, ярость, убийство. Нас невозможно приручить. Выдрессировать… Мы пытались.
Сколько же бессилия могло прозвучать в одном слове.
Пытались.
— Многие погибли, потому что послушались шепота сердца. А наша разумность… помнишь Кусок Железа?
Помнила ли она? Кей’ла давно уже не видела его, но конечно же — помнила.
— Мы тихие. Спокойные. Не орем во время боя, не распаляем свой гнев. Нам нет в том нужды. Но порой гнев взрывается. И мы утрачиваем контроль, враг тогда — везде, неважно, сколько у него рук, ног, голов… Мы тогда теряем себя. Кусок Железа и Черный Белый — братья; их мать сделала свое сердце настолько каменным, что оно просто треснуло, понимаешь? Родила восьмерых детей и умерла, возвращаясь отсюда наверх в шестой раз. Неважно… Они — братья, и однажды во время боя Кусок Железа потерял себя. Его охватила боевая ярость, красная и густая, словно подсыхающая кровь. Черный Белый сражался с ним много часов. Изранил его, порезал чуть ли не на куски, а когда его брат пал наконец на землю, тварь его отпустила. Он вернулся в страну разумных. Не всем это удается. Порой нам приходится убивать тех, кто выбирает звериный путь. Смотри.
Уста Земли поставила лампу на пол, упала на колени и, опираясь нижними руками в дно пещеры, верхние вытянула так, словно собиралась схватить воздух. Пледик вдруг подрастерял все свое спокойствие, выскочил перед Кей’лой, а его нож и когти блеснули в свете лампы.
Вайхарская женщина дико усмехнулась.
— Ну вот, пожалуйста, даже когда я пытаюсь позабыть, что он выращен Добрыми Господами, ничего не получается. Твой каналоо наверняка научен узнавать эту позу. Это похе: гнев, безумие и амок в одном. Такую позу вайхир принимает, когда теряет себя. Когда отбрасывает разум и превращается в зверя. Если когда-нибудь увидишь одного из нас в такой позе — беги. Бросай все и беги. Ты маленькая, спрячься в дыру, куда он не сумеет за тобой пролезть, и жди, пока он уйдет. Терпение — не главная черта похе.
Она выпрямилась, поднимая лампу. Кости и черепа снова засияли белизной в кругу света. Одна из рук великанши указывала на выход из пещеры.
— В моем племени много лет ни одна женщина не спускалась этой дорогой. В других такое еще случается, но все реже. И мне кажется, что именно из-за этого к нам и наведывается похе. Наше отчаянье тихое, оно не кричит и не плачет громко. Только тут, — она коснулась груди, — сидит чудовище, которое становится все голоднее и все нетерпеливей. У каждого свой способ усыпить его. Медитации, молитвы, музыка. Я играю на холи. Это моя колыбельная для чудовища.
Кей’ла кивнула, быстро моргнув и отведя взгляд. Это стыдно — плакать при чужаках. Уста Земли, однако, была мудрой. Она опустила лампу, уменьшив круг света до нескольких футов.
— Мы отправимся на войну против тварей из Долины Печали. Именно на войну, поскольку единственная наша надежда — что нам удастся освободить, разбудить нашего бога и навсегда закрыть этот туннель, эту пещеру. Потому что у нас нет выхода. Мы вымираем. Понимаешь?
Девочка вздохнула. Шмыгнула носом.
— Да.
— Хорошо. Пойдем.
Они возвращались молча, словно ужас пещеры сжил им горла и не отпускал. Примерно на половине дороги Уста Земли остановилась, подняла лампу и, не оглядываясь, сказала:
— Спасибо.
— За что?
— Что ты не спросила. Даже один раз — это много. Слишком много.
Через несколько ударов сердца они двинулись дальше.
Глава 27
Видя мужчину, идущего в его сторону, Эвикиат из Смесха, Великий Кохир Двора, огладил короткую черную бородку и вежливо улыбнулся. Это была улыбка, которая могла бы вызвать доверие как у взрослого, так и у ребенка, искренняя и теплая. Тому, кто одаривает такой улыбкой, верят на слово, без сомнений одалживают кошель, полный золота, или выдают семейные тайны.
Хозяин тоже улыбнулся в ответ. А потом пожал протянутую ему ладонь и энергично ее тряхнул.
— Честь для меня. Огромная честь. Сам Великий Кохир, первый среди слуг князя, в моем доме… Но и стыд для меня, огромный стыд принимать такого гостя несчастнейшим образом! Когда бы я знал заранее, когда б мог приготовиться, ох, я б приказал накрыть столы для пира и вести невольниц, умелых в искусстве скрашивать время мужчины! Я, несчастный, чувствую одновременно радость и стыд: что за тяжесть для души и сердца…
Мужчина не столько говорил, сколько выстреливал словами, словно сотня лучников била во врага так быстро, как только могла. Эвикиат слушал его тирады, оглаживал бороду и молчал, присматриваясь.
Бамор Ванмур, магистр Горнодобывающей Компании Южных Магархов, был низок, щупл и среднего возраста. В зависимости от того, что он надевал и как завивал волосы, мог выглядеть как на тридцать пять, так и на пятьдесят лет. Брился гладко, темные волосы его сейчас были зачесаны наверх, а одежда — белые полотняные штаны и свободная желтая рубаха из вышитого шелка — приводила к тому, что любой не из этого города мог принять его за одного из сотен чиновников Компании.
— Честь, честь. — Хозяин повторял это и продолжал трясти ладонь Эвикиата, словно надеясь, что в любой момент из рукава Великого Кохира начнут сыпаться звонкие монеты. — Нужно было предупредить, предупредить меня, нас предупредить, нашу скромную Компанию… Мы бы приготовились как следует! А где, если позволительно мне будет узнать, остальная часть свиты?
— Бамор, дорогой мой, — Эвикиат высвободил руку и едва удержался, чтобы не вытереть ее об одежду, — нет свиты. Я прибыл лишь с несколькими слугами. Это дружественный визит, а не официальное вторжение из дворца. Я пришел просить о помощи, поскольку княжеству она требуется больше, чем когда-либо ранее. И я полагаю, что нынче я — в верном месте.
Он демонстративно осмотрелся.
Комната, где они встретились, могла бы оказаться в княжеском дворце — и тогда остальные его
