К: – Вы получали директивы Клуба исключительно через Залесского?
З: – Он был выше кругом, посему я был в его распоряжении.
К: – Что вы обнаружили по возвращении?
З: – Полный бардак. Пока меня не было, Ура-лоблсовет расстрелял царскую семью, а чехи взяли Екатеринбург. Залесский был тяжело ранен. Он сообщил, что с отрядом самокатчиков отбил у похоронной команды тела расстрелянных, причем Юровский, комендант Ипатьевского дома, оказался посвященным шестого круга, только со стороны большевистского проекта, так что бой был жаркий. Со слов Залесского, спасло его только то, что Юровский и его приспешники – дрянные стрелки, так что, в итоге, сошлись на штыках. В схватке двух комендантов победил Залесский, развалив Юровского шашкой от темечка до поясницы, но сам лишился левой руки выше локтя и одного глаза. Боевая подготовка проконсулов шестого круга – очень серьезная. Выше, чем у ассасинов Клуба, относящихся к пятому кругу. Удивительно, как Залесскому с его четвертым кругом удалось взять верх.
К: – Залесский называл причины, по которым он решил завладеть телами членов царской семьи?
З: – Сказал, ему были видения, что он должен так сделать.
К: – Видения?
З: – Кондратий Витольдович был человеком с большими странностями. Мистиком и эзотериком. Экспериментировал с вытяжками из всевозможных растений. Когда он сказал, что ему было видение будущего, в котором его Кали-Майтрея завоюет весь мир, я больше ничего не стал спрашивать.
К: – Что такое Кали-Майтрея?
З: – Понятия не имею. Для меня в тот момент важнее было внезапно ухудшившееся состоянии Марты. У нее наблюдались сильные головные боли и жаркий лоб. Я заподозрил тиф. Тем не менее, раз уж в моих руках оказались тела расстрелянных, я не преминул воспользоваться шансом и скопировал Марте в голову членов царской семьи. Это оказалось большой ошибкой, так как головные боли усилились до крайности, а жар вырос до такой степени, что мне пришлось охлаждать ее голову льдом. Чтобы убрать боль, я месяц держал ее на маковом молочке, изредка бодря кокаином, чтобы она нашла силы поесть. Сейчас ее состояние улучшилось, хотя она по-прежнему нуждается в охлаждении головы мокрыми полотенцами.
К: – Вы не ожидали такого эффекта от копирования?
З: – Марта была выбрана из сотен благодаря тому, что отлично переносит множественное копирование суперструктур ей в голову. Что-то в ней испортилось. Я не могу объяснить. К моему приезду она успела сильно похудеть. К тому же, первое время она никого из нас не узнавала. Была словно в забытье. Я полагаю, это какая-то инфекция.
К: – А Залесский умел пользоваться установкой?
З: – Он присутствовал при многих копированиях, как куратор, но установка очень сложная – надо быть ученым, чтобы провести процесс успешно.
К: – Картина, в целом, ясна. Хорошо, что вы сами все рассказали, а сейчас мы попытаемся достать из вас то, о чем вы, возможно, умолчали.
З: – Я рассказал все.
К: – Как я могу быть уверен? Было бы ошибкой поверить вам на слово, не испробовав никаких средств проверки. Вероятно, главные откровения еще впереди. Я вынужден применить к вам электричество… Начинайте с минимального тока и повышайте. Я скажу, когда хватит.
З: <страшно кричит от боли>
Продолжение документа засекречено.
Ноябрь 1918 – «Ты станешь моей Кали – Майтреей»Через пару дней, когда Зиверс и Татьяна более-менее оправились от пыток электричеством, пришла пора продолжить следственные мероприятия. Оставались кое-какие нестыковки.
После самоубийства Залесского Отто Карлович запер комендантский вагон, предварительно забрав оттуда комендантскую кассу, чтобы по-прежнему выплачивать жалование четырем сотням человек, что были в поезде. С его слов, если бы еще в течение месяца он не получил новых директив от Клуба, то направил бы бронепоезд по Китайско-Восточной железной дороге в Харбин, чтобы укрыться там от неразберихи, так как, по слухам, генерал Хорват навел порядок на всем протяжении КВЖД, а в Харбине половина населения русские, так что там практически как царская Россия, только с китайским колоритом. Колчак вспомнил свои недолгий опыт руководства КВЖД и рассудил, что до Харбина бронепоезд бы не добрался – его захватили бы семеновцы, колмыковцы, чехи или японцы, а в самом Харбине ждали китайцы с этим их вечным «русский слабый русский глупый отдай деньги и уходи».
– Ваше высокоблагородие, – отвечал войсковой старшина, помощник прежнего коменданта. – Дык ведь как дело-то было. Кондратий Витольдович велел Митю своего позвать.
– Митю?
– Да, Митю, мальчонка. Он был того – немтырь. Прошлой зимой под лед на реке провалился. Пока достали, воды нахлебался. Не дышал долго, а как ожил, памяти лишился. И не говорил почти. Кондратий Витольдович его как увидал, так к себе в вагон и взял на проживание.
– Зачем?
– Бог его знает. Может, того – приглянулся ему мальчонка. Такой лишнего не скажет, – казак хитро прищурился и продолжил. – Перед тем как из ружья-то застрелиться, призвал он к себе Митю – тот как раз за лошадьми ухаживал. Пошли они куда-то в другой вагон, потом привел он Митю за руку – того рвало, и на ногах еле стоял… Когда Залесский застрелиться изволил, Митя при нем был. Помог нам мозги, значит, с люстры собрать. Очень заботливо с комендантовым телом обращался. Видать, тот его и не обижал – так получается.
– А где этот мальчик Митя?
– Ускакал на следующий день.
– Как это ускакал?
– Да вот так. Купил у казаков коня и винтовку с патронами. И ускакал.
– Куда ускакал?
– Сказал, едет повидать своего старого знакомца – барона Унгерна. Сказал, мы еще о них двоих услышим. Еще велел не скучать.
– Он же немой был. И памяти лишился.
– Стало быть, заговорил. Ваше высокоблагородие, как было, так и рассказываю.
– Что за бронепоезд такой, – Александр Васильевич всплеснул руками. – Одна история ошеломительней другой… Отто Карлович, давайте, отпирайте вагон Залесского.
Внутрь они зашли втроем – Колчак, Зиверс и Татьяна. Сразу бросилась в глаза восточная роскошь. Вагон был завешан коврами и драпирован шелком. По стенам висели картины, изображавшие горы.
– Тибет, – подсказал Зиверс. – Залесский несколько лет провел в Гималаях, в буддистских монастырях. Это он сам рисовал.
Колчак засмотрелся. Он не был ценителем, но картины оказались великолепны. В них было что-то космическое, воздушное.
От Залесского осталось много вещей, но большая их
