— А почему я должен делать то, что ты говоришь? — Долохов повышает голос.
Люциус с презрением смотрит на него.
— Потому что, как тебе известно, мое положение выше твоего, Антонин.
Долохов окидывает его убийственным взглядом.
— Нет, я остаюсь, — брызжа слюной, он стоит на своем. — Хочу посмотреть, как тебе удастся пересилить себя и причинить боль своей драгоценной грязнокровке, принимая во внимание то, что ты не смог отпустить ее прошлой ночью.
Пальцы Люциуса крепче сжимают палочку, хотя он даже не поднимает ее.
— Я не должен оправдываться перед таким ничтожеством, как ты, — тихо произносит он.
Долохов бледнеет от ярости и поднимает палочку.
— О, убирайся отсюда, Антонин! — Не выдерживает Беллатрикс. — Тебя это не касается. Иди.
На сей раз лицо Долохова приобретает свекольный оттенок, он все еще зол, но еще и потому что только что потерял союзника. Напоследок бросив взгляд на Люциуса, он вылетает из комнаты, хлопая дверью так, что по косяку бегут мелкие паутинки трещинок.
Люциус и Беллатрикс едва ли смотрят ему вслед.
Тишина дамокловым мечом нависла над нами, ногти Беллатрикс больно впиваются мне в кожу.
— В этом нет необходимости, — с прохладой в голосе произносит Люциус. — Мальчишка больше не будет плохо себя вести.
— Не хочешь делать ей больно, Люциус? — Скалится Беллатрикс. — Ты меня поражаешь.
— Не будь смешной, — отмахивается он. — Она для меня ничего не значит.
— Так докажи это! — Победоносно вскрикивает она, взмахивая палочкой, и в ее руке появляется нож. Она протягивает его Люциусу, выворачивая одну мою руку мне за спину, а другую вытягивая передо мной. — Порежь ее.
Рон неистово пытается вырваться, его рот открывается и закрывается в беззвучных криках.
Перевожу взгляд на Люциуса, он отвечает мне ледяным взглядом. Тот, кто не знает его, подумал бы, что он безразличен ко всему. Но, тот, кто не знает его, не стал бы смотреть ему в глаза.
Не знаю, почему он так колеблется. В последнюю нашу встречу он позволил своему проклятому сыночку пытать меня в течение нескольких часов. Да он сам бросил в меня Круцио, благодаря которому я впала почти в бессознательное состояние и вспомнила всё. Так почему же сейчас ему не все равно?
Чувствую на щеке частое дыхание Беллатрикс.
— Тебе плевать на девчонку, так докажи это! — Она закатывает рукав моего платья. — Режь.
Умоляюще смотрю на Люциуса. Наши глаза встречаются, и в глубине его взгляда есть что-то такое, что даже он вряд ли в состоянии понять.
Эти глаза бездонны. Только они отражают его истинное Я. Внешне он абсолютно спокоен и собран почти все время. Но эти холодные глаза — единственная вещь в нем, способная дать мне ключ к тому, о чем он думает. И я всего лишь однажды видела их такими пустыми, как сейчас.
Его губы сжимаются в тонкую линию, и он подносит нож к моей руке. Его лицо — непроницаемая маска, я тихо шепчу:
— Пожалуйста.
На его лице заиграли желваки, и следом острая, как бритва, боль пронзает руку. Опускаю глаза вниз. Сжимая нож, он проводит лезвием по коже, и я вижу, как расходятся края пореза, и кровь выступает на его поверхности. Но я не издаю ни звука. Только вновь поднимаю взгляд на него. Глаза в глаза. И снова, как, впрочем, и всегда нас объединяет боль.
* * *Осторожно выхожу из ванны, вздрагивая от того, что свежая рана на руке чуть-чуть приоткрылась. Разматываю мокрую повязку и разглядываю глубокий порез, который даже и не думает затягиваться. Кожа вокруг бледных, рваных краев покраснела, и хотя прошло уже несколько часов, кровь все еще алыми бусинками просачивается через рубец.
Неудивительно, что он даже не взглянул на меня, пока нес в комнату. Только не после такого.
Тем не менее, он все-таки перевязал рану.
Я так и не воспользовалась заживляющей мазью, проигнорировав его «совет», который он бросил напоследок перед тем, как уйти. И не буду. Я хочу, чтобы остался шрам. Возможно, это как-то уравновесит мое внутреннее состояние.
Отбрасываю повязку и, сняв с крючка полотенце, заворачиваюсь в него, а потом поднимаю с пола свечу и, возвратившись в комнату, ставлю ее на туалетный столик. Приглушенный мутный свет отбрасывает жуткие тени, но лучше так, чем полная темнота.
Натягиваю простую белую рубашку без рукавов; теперь я всегда в ней сплю. Она слишком длинная и оттого не очень удобная, но черта с два я еще хоть раз надену ту, что носила раньше.
Принимаюсь расчесывать волосы гребнем, шипя сквозь зубы от боли — так много колтунов! — но я не жалуюсь. Малейшая боль лишний раз доказывает мне, что мое тело все еще принадлежит мне.
Дверь в комнату распахивается.
Разворачиваюсь, и гребень выпадает из внезапно ослабевших пальцев.
Долохов входит в комнату и закрывает за собой дверь. Он смотрит на меня, и на его лице застыло напряженное выражение, граничащее с жестокой яростью.
Тишина настолько плотная, что я едва способна дышать, по коже бегут мурашки под его пристальным взглядом, а по телу проходит дрожь.
Скажи что-нибудь. Разговори его.
— Что вам нужно? — Мой голос дрожит. Идиотский вопрос, но что еще я могу сказать?
Он невесело усмехается, буравя меня взглядом, словно пытаясь прожечь во мне пару дырок.
— Ты знаешь, чего я хочу, — он медленно приближается ко мне. С трудом подавляю тошноту, подступающую к горлу.
— Убирайтесь! — Пятясь назад выкрикиваю я, но он быстрее меня. Хватает меня за талию и тащит к кровати. В ужасе пытаюсь вырваться, крича до хрипоты, царапаю его руки, но он не отпускает. Слишком сильный…
И тогда я выкрикиваю одно единственное имя, занимающее все мои мысли.
— Люциус! ЛЮЦИУС!
Он останавливается, продолжая сжимать меня в тисках своих рук, и зажимает мне рот рукой, обрывая мои крики, заставляя меня замолчать.
— Зачем тебе это? А? — Его горячее и мокрое дыхание на моей щеке. — Зачем он тебе нужен?
Он толкает меня на пол. Падаю на четвереньки и ползу от него, но он коленями прижимает мои ноги к полу. Изворачиваюсь, чтобы ударить его, но внезапно острая боль обжигает плечо. Он смеется, одной рукой удерживая мои запястья над моей головой, а другой прижимает мою голову к полу. Когда я касаюсь щекой холодного пола, слезы уже вовсю катятся по лицу.
От страха я едва могу пошевелиться, но все же нахожу в себе силы заговорить:
— Он убьет вас! — В моем голосе столько отчаяния. — Он убьет вас в ту минуту, как я скажу ему…
Долохов хватает меня за волосы и тянет на себя, резко и отрывисто шепча мне на ухо:
— Ну, конечно. Твой всемогущий защитник. Мне вот любопытно, что именно происходит между тобой и моим другом Люциусом? Потому что я точно знаю, что он еще не трахнул тебя, если только после того,
