Я зацикливаюсь на том, что ненавижу его всем сердцем за то, что он назвал Рона никчемным. Да, он может иногда вести себя, как идиот, но он такой добрый, заботливый и забавный. Люциус Малфой не стоит и мизинца на его ноге.
Он постукивает ногой в ожидании ответа.
— Вам нужны имена друзей Гарри? — я пытаюсь сдержать дрожь в голосе. — Что ж, я скажу Вам.
Его брови выгибаются дугой в удивлении. Он не ожидал, что я так быстро сдамся.
— Спасибо за то, что облегчаете мне жизнь. Кажется, в Вас все-таки присутствует здравый смысл, после всего…
— Так Вам нужны имена или нет? — прерываю я его.
Он медлит.
— Прошу Вас.
Он собирается причинить мне боль. Господи-Боже, он сделает мне больно.
— Их имена — Дональд Дак, Микки Маус, лягушонок Кермит…
Он не понимает, о чем я говорю. Он не узнает имена. Ну да, это ведь магглы выдумали этих персонажей. Но он прекрасно знает, что все это абсурд и бессмыслица, ему даже не нужно проверять пергамент. Его лицо темнеет от гнева, но меня несет дальше.
— Робкий, Соня, Вялый, Тителитури…
Я смотрю на перо. Оно бегает по пергаменту, записывая каждое глупое, нелепое и смехотворное слово. Начинаю смеяться. Ничего не могу с собой поделать, знаю, что должна остановиться и что это вовсе не смешно, но не могу справиться с распирающим меня смехом. Я смеюсь так, что едва могу говорить…
Боль в одночасье останавливает истерику.
Я с трудом делаю вздох и смотрю вниз на свои руки. Мои пальцы… загнуты… назад…
— Я рад, что Вы находите себя такой смешной, — его голос сочится сарказмом. — В конце концов, если мы не можем посмеяться над самими собой, то над чем же еще нам смеяться?
Я смотрю на него, ожидая, что он сейчас улыбнется, но нет. Его лицо словно застывшая маска, когда он вновь направляет волшебную палочку на мою руку. Я смотрю вниз и вижу, что мои пальцы согнуты назад почти под прямым углом. Я потрясена и охвачена ужасом. Другой рукой пытаюсь поставить их на место, но тщетно. Они упорно продолжают отгибаться дальше. Назад, дальше, сильнее…
— Аа…уу!
— Больно, не так ли?
Я чувствую, как кожа на ладони натягивается. Суставы пальцев лопаются и ломаются под напором невидимой силы. Стискиваю зубы, но, несмотря на то, что пытаюсь сдержать себя, начинаю кричать от боли.
— Тебе больно, грязнокровка? — ему приходится повысить голос, чтобы перекричать мой скулеж. — Чувствуешь, как ломаются твои пальцы? Молишь о пощаде? Неужели информация стоит этой агонии? Ты ведь знаешь, что можешь прекратить это, если захочешь. Просто скажи мне то, что я хочу знать.
Пальцы так далеко уже прогнулись назад, но продолжали медленно отгибаться еще дальше. Что-то рвется и ломается, давление не ослабевает, и я больше не могу терпеть это. Я снова кричу. Боже, почему это не заканчивается?
Скажи им. Скажи, кто друзья Гарри.
— НЕТ! — кричу я, и в этот момент адская боль пронзает мои суставы, и я уже не просто кричу. Я реву, как раненое животное. По лицу катятся слезы, и давление…
Прекращается.
Но боль все еще здесь.
Смотрю на свою руку. Пальцы вывихнуты, и как бы я ни старалась, я не могу пошевелить ими.
— Вы… черт, они сломаны, — я задыхаюсь от рыданий.
— Точно подмечено, мисс Грэйнджер.
Я прижимаю сломанную ладонь к груди, баюкая ее, словно младенца. Спиной прислоняюсь к стене позади, опираясь на нее всем своим весом, отчаянно пытаясь устоять на ногах. Отворачиваюсь от него. Не хочу, чтобы он видел, какую боль причиняет мне. Мерзавец не получит такого удовольствия.
Слышу шаги, которые стихают только около меня.
— Полагаю, нужно начать с начала, — его голос идеально спокойный.
Никаких эмоций, никакого раскаяния, никакой жалости. Как он может быть таким спокойным после того, что сделал со мной?
— Я хочу, чтобы Вы назвали мне имена друзей Гарри Поттера.
Я поднимаю на него взгляд, полный жгучих слез.
— Вы жестокий… Вы — сущее зло…
— Я уже все это слышал раньше, — он прерывает меня, закатывая глаза. В его голосе откровенная скука. — Что бы Вы ни сказали, для меня в этом не будет ничего нового.
Его это не волнует. Ему плевать…
Я не могу смотреть на него и опускаю глаза.
— А сейчас, — продолжает Люциус, — скажи мне то, что я хочу знать, и я в тот же миг вылечу твою руку.
Нет. Это абсурд. Конечно же, никто не мог бы сделать такое с другим человеком…
Неужели это настолько ужасно — сказать ему?
Да!
Почему?
— Мое терпение не безгранично, грязнокровка, — его голос вырвал меня из потока моих мыслей. — Я бы советовал тебе не усугублять ситуацию.
Я ненавижу его. Я так его ненавижу, что жажду, чтобы он сдох.
— Зачем вам это? — Я в ярости от того, как дрожит и ломается мой голос. — Зачем вам знать, с кем дружит Гарри? Неужели это так важно, что ради этого нужно мучить другого человека?
Я прижимаю к груди сломанную руку, мое тело дрожит. Повисла тишина, нарушаемая лишь моим тяжелым дыханием.
— Эта информация очень важна, поверьте мне. Иначе я бы не спрашивал об этом, — он снова говорит тихо. Я не буду смотреть на него. — И я возмущен тем, что Вы сваливаете всю вину на меня. Вы могли бы покончить с этим махом, но у Вас не хватает ума позаботиться о спасении своей собственной шкуры. Можно сказать, что Вы сами навлекли на себя эту боль. Скажите спасибо своему упрямству.
— А чего Вы ожидаете? — я кричу на него, слезы катятся по щекам. — Что я предам тех, кого я люблю? Чтобы стала такой, как Вы, и отказалась от своих принципов ради спасения?
— В ваших устах это звучит так, как будто это плохо, — равнодушно парирует он. — Поверьте мне, вы не протянете здесь долго в живых, если и дальше будете цепляться за свои принципы.
Он хватает меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. Выражение его лица остается абсолютно нечитаемым.
— Помогая мне, ты поможешь себе. Или тебе нужны еще… аргументы?
Несмотря на то, что
