Внезапно она срывается с места и, подлетев ко мне, хватает меня за волосы, притягивая к себе. Вскрикиваю от боли, но она зажимает мне рот ладонью и яростно шепчет на ухо.
— Заткнись, грязнокровка, иначе, клянусь, я вырву твой поганый язык, — она брызжет слюной. — Интересно, он будет так же хотеть тебя, если у тебя не будет языка?
Она тянет меня к моей комнате, открывает дверь и бесцеремонно пихает меня через порог. Не удержавшись на ногах, я падаю. Она не входит следом, как я ожидала, а просто стоит в дверном проеме и смотрит на меня.
— Ты заплатишь за то, что увела его у меня, — шепчет она, ее глаза горят бешенством. — Да, грязнокровка, обещаю тебе, ты будешь невыносимо страдать за то, что перешла мне дорогу.
С этими словами она уходит, не забыв запереть дверь.
Поднимаюсь на ноги, и живот скручивает так, словно я только что сошла с особо крутых американских горок, кислота разъедает все внутри и ооо, нет…
Я едва успеваю добежать до туалета, как меня выворачивает наизнанку.
Когда рвотные позывы стихают, я сворачиваюсь клубочком прямо на холодном полу. Слишком устала. Не успеваю заметить, как засыпаю.
Глава 24. Invidia.*
Берегитесь ревности, синьор. То — чудище с зелеными глазами, глумящееся над своей добычей.
— У. Шекспир, Отелло (пер. Лозинского).
Считаю камни, которыми выложена стена передо мной. Мне просто жизненно необходимо сосчитать их все до последнего. Потому что я не могу больше думать о том, что случилось прошлой ночью.
Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…
Господи, неужели я действительно… как я могла сказать ему такое? Черт побери, на что я надеялась?
От одной мысли об этом у меня мурашки по телу бегут. Вспоминая его полный ненависти взгляд, я чувствую, как меня прошибает холодный пот.
Шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три…
Не хочу его больше видеть. Никогда. Да я лучше умру.
Это просто какой-то кошмар. Жуткий, страшный сон.
Может быть, я и вправду сплю?!
Боже, хотела бы я верить в это.
Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто…
Проснувшись утром, я чувствовала себя откровенно паршиво.
Я еще не видела ни Беллатрикс, ни Драко, ни — хвала Господу! — Люциуса. Никто из них не приходил ко мне. Надеюсь, Беллатрикс была настолько пьяна, что не вспомнит о вчерашнем, а Драко… что касается него, то тут я даже и не знаю, на что надеяться. Возможно, он до такой степени труслив, что ничего не предпримет и не станет напоминать своей проклятой тетушке о событиях вчерашнего вечера.
Сто четыре, сто пять, сто шесть…
Люциус… чего же ждать от него?
Очень надеюсь, что больше никогда не увижу его, и что он будет держаться от меня подальше до конца моих дней.
От этой мысли сердце наполняется горечью, и я чувствую себя одинокой, брошенной и потерянной, и хочется кричать от безысходности.
Дверь позади меня распахивается. Сердце уходит в пятки, и я резко разворачиваюсь. Может быть, он, наконец-то, пришел…
Но это не он.
На пороге стоит Эйвери, лениво осматривая комнату, его взгляд останавливается на мне и, уверена, моя мертвенная бледность и откровенная усталость не ускользают от него, хоть он и не подает вида.
— У тебя посетитель, — сухо кидает он и поворачивается к кому-то за своей спиной. — Заходи.
В комнату входит Рон.
— Парень говорит, что вам иногда разрешают видеться, — Эйвери пристально смотрит на меня. — Правильно?
Его голос выше, чем у Люциуса, и слишком молодой для его возраста.
Он ждет от меня ответа, а я пялюсь на него с глупым выражением на лице.
Его губы растягиваются в слабой улыбке.
— Судя по твоей реакции, он солгал, — он поворачивается к побледневшему Рону. — Я не приемлю лжи, Уизли. Тебе следует быть осторожнее.
Рон подбирается, жестко глядя на Эйвери.
— Ха-ха, как смешно, — вызывающе произносит он. — Кто из нас лжец, так это вы. Каждый божий день изворачиваетесь, дабы сохранить в тайне свою личность…
Эйвери молча поднимает палочку и направляет ее на меня.
— Круцио!
Нееееееет! Боль пронзает меня. Со всех сторон словно сотни игл и ножей впиваются в тело, а внутренности разъедает кислота. И это никогда не кончится…
Он отменяет заклинание. Оказывается я уже сижу на полу в объятьях Рона и содрогаюсь от боли.
Вдох. Выдох. Все закончилось. Соберись.
У Рона дрожат руки, и он очень часто дышит.
Эйвери уже развернулся, чтобы покинуть комнату.
— Я предупреждал тебя, Уизли, что за твои проступки я буду без промедления наказывать твою подружку, — дойдя до двери, он оборачивается и смотрит на нас. — Думаю, ничего страшного не случится, если вы несколько минут побудете вместе.
Он умолкает на мгновение, обдавая нас ледяным взглядом.
— В конце концов, — он насмешливо улыбается, — что это была бы за жизнь, не будь в ней эмоций и привязанностей?
Липкий холодок страха пробегает по спине, когда Эйвери покидает комнату, закрывая за собой дверь и оставляя нас с Роном одних.
Не стану отрицать, Эйвери пугает меня. Но не так, как Люциус, перед которым я испытываю почти благоговейный страх. И все же, в обществе этого незнакомца становится как-то не по себе. Не знаю, как объяснить это, но…
Рон помогает мне подняться на ноги, поддерживая за плечи, и пристально вглядывается в меня.
— Ты как? — Обеспокоенно интересуется он.
— Нормально, — киваю ему, ободряюще улыбаясь. — Мне не впервой.
Шутка не кажется ему такой уж смешной, что и не удивительно. Смешного в этом действительно мало.
Он хмурится и, кажется, боится задать следующий вопрос.
— Что с тобой случилось прошлой ночью? — Тихо спрашивает он. — Когда я вернулся, тебя уже не было, и никто не сказал мне, где ты.
От воспоминания о вчерашнем унижении, желудок скручивает в тугой узел, но я стараюсь не показывать вида, что что-то не так.
— Ничего. Я просто… ну, мне стыдно об этом говорить, — нервно усмехаюсь, почти истерически. — В общем, я пару раз глотнула вина, — ну, того, что мы разливали, — наверное, я слегка переборщила, и…
— Да знаю я, — прерывает меня Рон. Сказать, что я удивлена, значит, ничего не сказать. — Они оживленно обсуждали это происшествие, посмеиваясь над тобой. Но меня занимает другое: что было, когда Люциус Малфой вдруг вышел из-за стола и больше не вернулся?
Судорожно пытаюсь загнать взбунтовавшийся страх поглубже. Рон не должен уловить нотки паники в моем голосе.
— Понятия не имею, — спокойно отвечаю я. — Драко отвел меня в комнату, и я моментально заснула. Если его отец и был здесь, то я его уже не видела.
Рон глубоко вздыхает. Он зол, это сильно заметно. Невозможно семь лет быть дружить, и не научиться угадывать его настроение.
— Слушай, Гермиона, — он не собирается сдаваться, — что бы там ни говорили, я не идиот.
— Я знаю, Рон.
Он кивает, сжимая
