Не может быть, чтобы за… этим. Он никогда не приходит так рано, да еще и не погасив свечи в комнате.
Хотя… возможно, уже очень поздно. Как знать. После ужина прошло несколько часов, так что, наверное, сейчас ночь.
Но если он пришел за этим, то почему до сих пор не погасил свечи?
Стараюсь дышать ровно, хоть он и не пытается приблизиться. Просто стоит, пристально глядя на меня.
По каким-то причинам он прячет от меня свои чувства, прикрываясь маской безразличия, и я не могу понять, почему он так поступает.
— Слышал, ты сегодня была у Уизли, — произносит он едва слышным шепотом. Тихо. Вкрадчиво. Сдержанно.
Осторожно подбираю слова, чтобы объяснить, как это вышло.
— Эйвери сказал, что Рон подавлен тем, что произошло в подземельях с Джинни. Ему нужен был кто-то, кто смог бы привести его в чувство.
Он улыбается одними губами.
— И ты оказалась единственной, кто способен на это, да? — в его голосе звенит раздражение.
— Ну, — не отводя от него взгляда, начинаю я, — а кто же еще? Беллатрикс? О да, она в два счета смогла бы успокоить его! — голос так и сочится сарказмом.
Уголки его губ вздрагивают в ухмылке, но затем он настороженно хмурится.
— Эйвери отвел тебя в комнату Уизли?
— Я же сказала — да, — непроизвольно тоже хмурюсь, гадая, к чему он клонит.
Он шипит от злости и качает головой.
— Он должен был спросить у меня разрешения!
Возмущение и ярость, сплетясь в клубок, закипают внутри меня. Он до сих пор думает, что я принадлежу ему. Ублюдок…
Ну а что, скажешь — не так?
— Я не ваша собственность и не нуждаюсь в вашем разрешении, — жестко бросаю я.
Застыв, он смотрит на меня, и по выражению его лица ясно лишь одно — он пытается взять себя в руки.
— Что между тобой и этим Уизли? — кажется, он справился, потому что голос его совершенно спокоен.
Смотрю на него, не зная, что сказать. Я ожидала чего угодно, но только не такого вопроса.
— А это имеет какое-то значение? — огрызаюсь в ответ.
Прищурившись, он глубоко вздыхает.
— Отвечай на вопрос, грязнокровка.
— Ничего! — чаша моего терпения почти переполнена. — Между нами ничего нет, ясно? Больше нет.
Чуть было не добавила: «Вашими стараниями», но вовремя прикусила язык. Это было бы нечестно и звучало бы, как намек на своего рода… эмоциональную связь с ним. А он ведь предупреждал…
— Не похоже на «ничего», — тихо произносит он. — Я часто видел вас вместе, и определенно, между вами что-то есть.
Внутри что-то глухо надломилось. С какой стати он так со мной разговаривает? Какое у него на это право? У нас с Роном было все хорошо, пока не пришел он и не усложнил всё, запутал до безобразия, запутал меня…
— Хорошо, раз вы хотите поговорить об этом, — мой голос дрожит, — почему бы вам не рассказать мне, что было у вас с Беллатрикс? Или какие отношения у вас с вашей женой?
Слово «жена» подействовало на него, как красная тряпка на быка — я ясно вижу это в его глазах, полыхнувших опасным огоньком. Да, я помню, что эта тема под запретом.
Но мне хочется знать это, хочется узнать о ней. Она… темная лошадка. Прекрасная скульптура неизвестного мастера, которую мне довелось видеть лишь однажды.
Я сплю с ее мужем, предавая ее самым низким и гнусным образом. А ведь я даже не знаю ее.
Но это не мешает мне терзаться угрызениями совести, стоит лишь подумать о ней. Я чувствую себя жутко грязной, когда напоминаю себе, что он помимо всего прочего еще и женат.
— Моя жена — не твоего ума дело, — сквозь зубы цедит он.
— Нет, моего, — с моей стороны раздается шипение. — Теперь это касается и меня тоже, благодаря вам, не так ли?
Его губы сжимаются в тонкую линию, и на скулах играют желваки. Я перегнула палку.
— А сейчас послушай меня, — обманчиво спокойным тоном произносит он, — внимательно. Я не буду обсуждать с тобой мою жену. Высока вероятность, что ты больше никогда ее не увидишь, поэтому это тебя не касается.
От его взгляда кровь стынет в жилах.
— Вам совершенно плевать? — нерешительно спрашиваю его. — Вас не заботит, что мы предаем ее? Все-таки ее муж спит с грязнокровкой. Вы серьезно думаете, что ей это понравится?
Я таки вывела его из себя. Он хватает меня за волосы, запрокидывая мою голову далеко назад, так что кажется, шея вот-вот хрустнет. Вздрагиваю от резкой боли, а он, возвышаясь надо мной и глядя мне в глаза, шепчет:
— Я нисколько не сомневаюсь, что ей это не понравится. Как хорошо, что она никогда об этом не узнает. Тебе все ясно?
Я не в состоянии ответить, поэтому просто киваю.
Какое-то время он продолжает удерживать меня, и я чувствую его дыхание на своей шее, но вот он отпускает меня, отходя на безопасное расстояние.
Потираю ноющую шею, настороженно глядя на него.
— Вы любите ее? — «Что за вопрос?» — Поэтому и не хотите, чтобы она знала?
Он поднимает глаза к потолку.
Сглатываю ком в горле.
— Если вы не любите ее, то почему не хотите, чтобы она узнала о нас?
Он фыркает.
— Иногда меня удивляет, какой наивной ты можешь быть, — ледяным тоном произносит он. — Ты совсем не понимаешь, что если хоть одна живая душа узнает о нас, мы оба — покойники.
Судорожно вздыхаю. Мы вновь ступили на скользкую дорожку. Если Волдеморту станет всё известно…
— Но самое главное — я глубоко уважаю Нарциссу, — продолжает он и в следующую секунду вопросительно приподнимает бровь, видя мой скептицизм. — Что? Думаешь, нельзя уважать человека, не любя его? Нарцисса умная, добрая и красивая женщина. Она не заслуживает быть скомпрометированной слухами, что ее муж…
Он умолкает на полуслове, не в состоянии даже произнести вслух то, что противоречит его убеждениям.
— Когда вы спали с Беллатрикс, вас не очень волновало, известно об этом вашей жене или нет, — «Осторожней, Гермиона». — Почему, Люциус? Почему новость о том, что ее муж спит с грязнокровкой, унизила бы ее сильнее, чем тот факт, что он спит с ее сестрой?
Пару секунд он молча смотрит на меня, а затем качает головой, усмехаясь.
— Ты до сих пор так и не поняла? Ты не осознаешь, что ты — никто, вызывающая отвращение мерзость, грязь под ногами?
Внутри все леденеет.
— Вы — тот, кто каждую ночь приходит ко мне в постель, — тихо произношу я. — Или вы забыли? Если я вам так противна, то еще большее отвращение вы должны питать к самому себе.
Его глаза полыхают яростью, и он, прищурившись, стискивает зубы.
Но меня уже несет.
— Именно поэтому вы приходите в абсолютной темноте? — шепотом продолжаю я. — Потому, что не желаете посмотреть в лицо своим поступкам?
Он наотмашь бьет меня по лицу, и я падаю на пол. Больно. Но этим он лишь подтвердил мои слова.
Смотрю на
