— Мы не такие, Люциус, — Беллатрикс надменно задирает голову вверх, глядя ему в глаза.
— А если так, Белла? — вкрадчиво перебивает ее Люциус. — Может быть, мы действительно — зло. Я могу признать это, потому что я в здравом уме, чего не могу сказать о тебе. Я сознательно ступил на этот путь, ты же… действовала импульсивно.
Но… разве сознательное решение не хуже? У нее, по крайней мере, есть оправдание своим поступкам.
Она становится белее мела и, скривившись, гневно бросает:
— У тебя каменное сердце.
Он усмехается, качая головой.
— Ты никогда не думала, что мы были лишь наказанием друг для друга? Но я больше не намерен терпеть это.
Она скалится.
— Боже, — шепчет она, — да что эта грязнокровка — приверженка высоких гриффиндорских идеалов — может иметь общего с бессердечным монстром вроде тебя?
Он глубоко вздыхает. Сердце бешено стучит, причиняя невыносимую боль, потому что не думаю, что даже я знаю ответ на этот вопрос.
— Я больше не буду повторять: она — лишь моя пленница.
Истерический смех эхом разносится по коридору.
— Продолжай убеждать себя, если это очистит твою совесть, — задыхаясь, произносит она. — Я могу и подождать. Месяцем больше, месяцем меньше… какая разница!
— Ради Бога, о чем ты? — раздраженно спрашивает Люциус.
Ее улыбка не сулит ничего хорошего.
— Девчонка умрет, Люциус. — Определенно эта мысль доставляет ей неземное удовольствие. — Она слишком много знает, чтобы уйти отсюда живой. Ты же знаешь: когда Поттер сдохнет, она составит ему компанию. И ты должен будешь лично устранить ее. Так что я подожду. И когда она умрет от твоей руки, я буду знать: было лишь вопросом времени то, что ты вернешься ко мне…
Он наотмашь бьет ее по лицу, и она падает на пол, вскрикивая от боли.
Но ее слова все еще звучат в моей голове. Люциус… Люциус должен будет убить меня. Он станет моим палачом, он должен будет сделать это…
Вполне закономерный финал, не так ли?
Ужас и ненависть смешались в глазах Люциуса, и его ужас — отражение того, что чувствую я.
— Даже если бы я спал с грязнокровкой, — от его яростного шипения у меня волосы дыбом встают, — ничто, в том числе и ее смерть, не заставило бы меня вернуться к такой злобной старой гарпии, как ты.
Ее лицо искажает гнев, но прежде чем она успевает ответить, он хватает ее за волосы и отталкивает подальше от себя.
— Пошла вон, — зло бросает он.
Если бы взглядом можно было убивать, Люциус был бы уже хладным трупом.
Я едва дышу от страха, но она, кажется, не собирается продолжать ссору. Поднявшись на ноги, она смотрит прямо на него, в ее глазах полыхает ненависть.
— Предатель крови, — сквозь зубы выплевывает она, а затем, развернувшись, уходит и громко хлопает дверью в конце коридора.
Какое-то время он смотрит в пустоту перед собой. Догадываюсь, что он обдумывает ее слова. Должно быть, они ранили его в самое сердце. Боль, которую причиняют эти слова, не может сравниться ни с чем. Предатель крови, предатель крови, предатель крови…
Он много раз говорил мне, что быть предателем крови — это все равно что быть грязнокровкой, если вообще не хуже. Ведь грязнокровки не могут выбирать себе статус.
А вот предатели крови…
Может, он вернет меня в мою комнату. И даже ударит при этом.
И покончит с этим безумием навсегда. Здесь и сейчас.
Он оборачивается, и я вздрагиваю от страха, не зная, что он собирается сделать, но он лишь открывает дверь в свою комнату.
— Тебе лучше войти, — он говорит так тихо, что я с трудом разбираю слова.
Поспешно переступаю порог, задевая его руку мантией, чтобы дать понять: я вошла.
Он запирает дверь, и мы остаемся наедине.
Пару секунд он смотрит на дверь, нахмурившись.
— Дай мне увидеть тебя, — произносит он, все еще стоя спиной ко мне.
Сбрасываю с себя мантию-невидимку, и она бесформенной массой оседает у моих ног.
Он поворачивается ко мне, осматривая меня с ног до головы, а затем протягивает руку и заправляет локон волос мне за ухо.
— Ты действительно стоишь того? — тихо спрашивает он.
Я не отвечаю. Просто не знаю, что сказать.
Все, на что я сейчас способна, — это открыто смотреть ему в глаза, собрав в кулак жалкие остатки гордости.
Он вздыхает и, убрав руку, отводит взгляд.
— Она назвала меня предателем крови, — мрачно произносит он. — Никогда не думал, что доживу до того дня, когда имя Малфоя будет заклеймено как… не обязательно мое, но любого из Малфоев.
Меня немного трясет. Она сделала ему очень больно, и я знаю, на ком он отыграется за это. Я слишком хорошо его знаю.
— Разве это важно — то, как она назвала тебя? — страх подталкивает меня говорить.
— Ты не представляешь, что это за оскорбление, — хмурится он.
— Еще хуже, чем «грязнокровка»? — спрашиваю я.
Он открывает рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого глубоко вздыхает, а через несколько секунд отвечает:
— Что толку тратить время на объяснения? — У меня такое чувство, что вначале он хотел сказать вовсе не это. — Ты никогда не поймешь.
Недовольно вздыхаю, но он вновь отворачивается от меня, не обращая внимания на мое состояние.
Почему ему так больно? Из-за оскорбления или из-за того, что это она обвинила его в предательстве?
— Она все еще небезразлична тебе? — не уверена, что хочу знать ответ на этот вопрос. — Ее мнение так много для тебя значит?
Он горько усмехается, все еще отказываясь смотреть на меня.
— Она никогда ничего для меня не значила, — признается он. — Она не заслужила ничьей заботы.
Словно гора с плеч. Как бы сильно мне ни хотелось забыть ее слова, но я вынуждена согласиться с ними. Как я могу соперничать со столь красивой ведьмой, у которой за плечами богатый опыт и… все такое.
До сих пор не могу понять, почему он хочет меня, когда рядом с ним такая женщина?
— Нет, меня волнует то, что она сказала, — шепчет он. — И ведь она права.
Он вздыхает, словно набираясь смелости.
— Я — предатель крови, — заключает он.
Молча смотрю на него. Ну а что я могу сказать, когда именно я виновата в том, что он стал тем, к кому всю жизнь испытывал презрение?
Он внимательно смотрит мне в глаза.
— Зачем я говорю об этом с тобой? Ты не можешь понять, о чем я, — с горечью произносит он. — Ты до сих пор не в состоянии понять, кто ты и во что ты меня превратила.
Недоверчиво качаю головой.
— Это ложь, Люциус! — неистово шепчу я. — Все твои чистокровные замашки… это никогда не было правдой.
Его глаза мечут молнии.
— Это не ложь! — бросает он. — Ты — грязнокровка. Это правда. И ты не можешь отрицать этого. Уступая тебе, я становлюсь предателем крови.
Ну конечно же,
