Он только что… он…
Я никогда не видела смерть.
Как он мог просто… и так быстро.
Уйти.
— Господи Иисусе! — шепчет Рон. На его пепельно-бледном лице застыла гримаса ужаса, он смотрит на труп перед нами, и я лишь еще сильнее сжимаю его руку.
Хорошо, что он сейчас со мной.
Ты не должна радоваться этому.
Но я не могу…
Мертвая тишина повисла в зале: Пожиратели Смерти ждут, как поведет себя их господин. Казалось, от страха они боятся даже пошевелиться.
Как они могут так жить?
— Мы должны действовать быстро, — его голос был абсолютно спокоен, холоден и непреклонен. — Прайс, свяжись с нашими шпионами в Министерстве и расскажи им, что произошло. Нужно, чтобы они добрались до Кэрроу быстрее, чем эти аврорские шавки. Пусть наложат на него Обливэйт, либо убьют, если потребуется.
Один из Пожирателей, стоящих перед повелителем, низко кланяется прежде, чем развернуться и покинуть зал.
Волдеморт смотрит на нас. Я скорее чувствую, нежели слышу, как Рон сипло втягивает воздух.
Я помню, как впервые предстала перед Волдемортом. До этого я не видела ничего более ужасного, чем это лицо. Но теперь оно не производит на меня такого эффекта, возможно, потому что я знаю, чего ожидать или… не все знаю?
— Люциус, я слышал, что вчера ты просил Беллу и Антонина помочь тебе в допросе грязнокровки.
— Да, мой лорд, — поспешно отвечает Малфой.
— Что… — начинает было Рон, но я сжимаю его руку и едва качаю головой в ответ на его вопросительный взгляд.
— В таком случае, наверное, будет лучше, если я поручу эту парочку вам троим, — продолжает Волдеморт. — Отныне вы ответственны за информацию, которую я захочу от них получить, а так же за то, какую пользу они принесут нам потом. Ваше первое задание — продолжить то, что вы уже начали. Мне нужна вся информация, которую я просил, до мельчайших подробностей. Все ясно?
— Да, хозяин.
Люциус склоняет голову, а затем делает жест Пожирателям, стоящим за нами, указывая на Рона. Я пытаюсь удержать его руку, но его грубо поднимают на ноги и толкают к двери.
Возникает ощущение, что вместе с Роном я теряю часть себя.
— Не волнуйся! — поспешно говорю ему. — Все будет хорошо.
Но слова звучат фальшиво, будто реплика из спектакля.
Прежде, чем Рон успевает хотя бы кивнуть мне, Пожиратели Смерти выводят его из комнаты.
Железная хватка на моей руке.
Я даже не заметила, как он подошел.
Я поднимаю глаза на Люциуса, но его взгляд ничего не выражает. Он грубо выталкивает меня из комнаты и возвращает в мою камеру.
Глава 6. Убеждение
Я не могу смотреть на свои руки,
От вида их хочу ослепнуть тут же!
Владений Нептуна не хватит, их отмыть!
— Уильям Шекспир, Макбет (перевод — kama155)
Моя голова гудит, уши закладывает, и пульс бьет по глазам. От этой убийственной боли я едва могу видеть. И она не собирается проходить.
Где Рон? Где он?
Ничто не может остановить эту боль. Я глубоко дышу, тру виски, споласкиваю лицо водой в туалете — ничего не помогает от нее избавиться. Ничего, ничего, ничего.
Что они с ним делают?
И сейчас я хожу взад-вперед по камере, тщетно пытаясь мыслить ясно и логически.
Очень хочется знать, сколько времени прошло с тех пор, как меня вновь привели в мою камеру. Но как узнать? Никто никогда не говорит мне, сколько времени. Остается только догадываться.
На этот раз они действительно долго. Такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.
И все, о чем я могу думать, — это то, что они делают сейчас с Роном.
Я сжимаю кулаки, врезаясь ногтями в мягкую, податливую кожу своих ладоней.
Возможно, что они не причинят ему боли. Может, они используют пытки только для грязно… для маглорожденных. Люциус намекнул, что так оно и есть. И скорее всего, они примут во внимание чистую кровь Рона и используют веритасерум.
Но если они собирались поступить именно так, почему Люциус так улыбался, когда Рон кричал, испытывая боль от Круцио?
Как он мог?
Он ненавидит Рона. Я понятия не имею, почему, но он ненавидит его. Вероятно, почти так же сильно, как он ненавидит и меня за то, что я магглорожденая, если я, конечно, правильно поняла выражение его лица.
Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти буквально взрезают кожу на ладонях. Кровь, моя кровь, собирается в трещинках на моих руках. Теплая, липкая кровь.
Это из-за меня он здесь. Это я обрекла своего лучшего друга на боль и страдания.
И смерть.
Это невыносимо.
Я резко разворачиваюсь, впечатывая кулак в стену. Обдираю костяшки пальцев о грубый камень. Хочу причинить себе боль — раздробить тело, и вонзить нож в ненавистного человека, сидящего в нем.
Я останавливаюсь, когда стена заканчивается, и прижимаюсь лбом к холодному камню. Пот катится по моему лицу, и волосы прилипли к коже.
Но боль в моей руке ничто по сравнению с пульсирующей головной болью.
Дверь моей камеры открывается с громким щелчком. Я поворачиваюсь, точно зная, кто это.
Его внешность, как всегда, безупречна. Ничего лишнего. На нем роскошная мантия — черная с изумрудно-зеленым материя и серебряная вышивка.
Хах.
Он оглядывает меня с ног до головы и кривит рот в усмешке.
— Прелесть моя, вам стоит лучше заботиться о себе. Вы выглядите ужасно.
Я угрюмо смотрю на него.
— Вы бы выглядели не лучше, приведись вам жить в подобных условиях.
Он подходит ко мне и берет за подбородок, изучая мое лицо.
Он вертит мою голову так и сяк, осматривая меня, будто я — маленький, грязный ребенок.
— Вы больны? — спрашивает он, наконец, не убирая рук от моего лица. — Выглядите вы, по крайней мере, именно так.
Он стоит слишком близко ко мне.
— Вам-то что? — Я твердо смотрю ему в глаза.
Люциус наклоняется, чтобы рассмотреть мое лицо поближе, но выражение его, словно безликая маска.
— Болезнь заключенного не входит в мои планы, — в конце концов, произносит Люциус.
— О, зато мучить и истязать этого заключенного для вас в порядке вещей, так? — Я вырываюсь из его рук, взбешенная его наигранным сочувствием. — Как разумно с вашей стороны.
Он достает палочку из складок мантии, и я чувствую пронзающий меня электрический разряд, которая исчезает также быстро, как и появляется. Мое дыхание немного сбилось, я делаю резкий вздох сквозь стиснутые зубы.
— Я раз за разом повторял вам, что ваша дерзость не доведет до добра, — спокойно говорит он, едва шевеля губами. — Почему вы не хотите делать то, что вам говорят?
Я могу привести миллион причин, но я молчу, хотя мне очень хочется высказать все. Слишком уж свеж в памяти электрический заряд и сопровождавшая его боль.
Мы стоим и напряженно смотрим друг на друга. И мне интересно, что таят в своих глубинах эти холодные, серые
