Я должна чувствовать страх. Но его нет. Я не чувствую ничего. Внутри лишь пустота.
Восприятие реальности возвращается ко мне, когда я вновь смотрю вниз. Внутри все переворачивается. Боже, это так высоко. Мне придется долго наблюдать за тем, как поверхность земли становится все ближе и ближе.
С надеждой смотрю вверх, мечтая в последний раз увидеть небо.
Ничего. Только темный потолок.
Глубоко вздыхаю и закрываю глаза. Одинокая слеза катится по щеке.
Простите. Мне так жаль. Я люблю вас, мама, папа, Рон, Гарри…
Распахиваю руки в стороны, будто птица в полете…
Кто-то хватает меня за талию и тянет назад, в коридор. Я сопротивляюсь, потому что знаю — это Долохов вернулся за мной. Но он не тронет меня! Я не позволю! Я ударю его ногой и брошусь с балкона прежде, чем он сможет снова схватить меня…
Начинаю кричать, но он затыкает мне рот рукой, затаскивая в коридор и толкая в темный альков. Изо всех сил пытаюсь вырваться, но он слишком силен.
Он прижимает меня к стене, навалившись на меня своим телом, все еще закрывая мне рот.
Ничего не вижу! Здесь темно, и я даже не вижу его!
Слезы катятся по щекам, падая на его пальцы, лежащие на моих губах.
Но… не думаю… это не Долохов. Я уверена.
— Я не дам тебе убить себя, — тихий шепот с нотками угрозы, и это точно не Долохов. — Это слишком легкий выход.
Люциус.
Это Люциус сейчас прижимает меня к стене.
Закрываю глаза, и слезы катятся по его пальцам.
Но мне все равно. Я лишь жалею, что мои слезы не могут запачкать его руки.
Чувствую его дыхание у своего виска.
Открыв глаза, напряженно вглядываюсь в темноту, пытаясь увидеть хотя бы его силуэт, но тщетно. Я могу только чувствовать: его тело, прижимающее меня к стене, и длинные пальцы на своих губах. Его большой палец больно впивается в кожу под подбородком.
Он медленно убирает руку от моего рта, другой до боли сжимая мое плечо. Освободившейся рукой он уверенно берет меня за руку, что неловко покоится на его груди.
Его грудь…
С силой сжимаю кулак.
— Что он с тобой сделал? — Тихо спрашивает он.
Пытаюсь выровнять дыхание и храню молчание.
Кажется, проходит вечность, пока мы стоим в темноте вдвоем. И все, что сейчас реально, — он, прижимающий меня к стене, стискивающий мое плечо. Тепло его руки…
Пальцы больно впиваются в запястье. Я не вижу его лица, но чувствую… всё по-другому. Всё не так, как было раньше, когда он был так близко. Он больше не высмеивает меня и не пытается запугать. Не знаю, почему я так уверена в этом. Я просто знаю…
Точно. Это конец. Сейчас все закончится.
Выворачиваюсь из его рук.
— Отпустите меня, — шепотом молю его, проклиная себя за слезы, вновь навернувшиеся на глаза.
Он медлит секунду, а потом, молча, отступает, отпуская мое запястье и плечо. Я не убегаю, хотя знаю, что могла бы.
Я все еще не вижу его лица.
— Не обязательно вести себя так, — я слышу усмешку в его голосе, но вместе с тем, слова звучат как-то фальшиво.
— Не смейте… — я едва могу говорить. — Не смейте насмехаться надо мной. Только не после того, что случилось.
Повисает долгая пауза.
В защитном жесте обнимаю себя за плечи, плотнее запахивая рубашку.
Он судорожно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Очень тихо.
— Что именно он сделал с тобой? — Идеально спокойным тоном спрашивает он.
Закусываю губу. Не хочу говорить ему. Не хочу, чтобы он знал…
— Скажи мне, — тихо повторяет он. — Я не хочу силой вытягивать из тебя правду.
Как я могу сказать ему об этом?
— Он ничего не сделал, — заставляю себя говорить. — Но он бы сделал, не вмешайся вы вовремя. Он сказал, что я должна быть, х-хорошей д-девочкой.
Воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим дыханием.
Спустя некоторое время я понимаю, что больше не слышу его дыхания.
Он отступает из алькова на тусклый свет. Голубое пламя факелов делает напряженные черты его лица словно высеченными из камня, а самого Люциуса — похожим на пришельца из потустороннего мира. Он в такой ярости, что у меня от страха трясутся поджилки.
— Я заметил, что Антонин был очень пьян сегодня, — тихо говорит он. — Но у меня и в мыслях не было, что он задумал навестить тебя.
Но… я не понимаю!
— Если вы не знали о его планах, тогда… А вам-то что понадобилось в моей комнате?!
Черты его лица искажаются от злости, и он бьет меня по щеке. Касаюсь рукой места удара, слезы жгут глаза.
— Твоя наглость не сойдет тебе с рук, грязнокровка.
— Я не…
— И не воображай, что я там был только, чтобы увидеть тебя, — он обрывает меня на полуслове. — Моя комната рядом с твоей. Я услышал твой крик, когда возвращался к себе, и решил проверить, в чем дело.
— Почему ваша…
Я не решаюсь продолжить, его глаза сужаются — да, он знает, о чем я собираюсь спросить его.
— Моя комната рядом с твоей, потому что Антонин ясно дал понять, что не откажется от визита в твою комнату, — тихо говорит он. — По нашему приезду сюда первое, о чем я позаботился, это чтобы наши комнаты находились рядом, дабы впредь пресекать все его попытки добраться до тебя.
— Так что же, вы теперь мой защитник? — Холодно спрашиваю я, глаза застланы пеленой слез, а внутри все бушует от ярости, потому что он не заслуживает этого статуса. Только не после того, что сделал. — Но вот что я действительно хочу знать, сможете ли вы защитить меня от самого себя?
На его лице заиграли желваки. Он молниеносно вскидывает руку, хватая меня за горло и сильно сжимая его. Я задыхаюсь.
— Ради твоего собственного благополучия я притворюсь, что ты не говорила этого, — в его голосе слышны яростные нотки. — Не мне напоминать тебе, что это не я пришел к тебе в комнату, чтобы запятнать свою честь о грязнокровку.
Боже, нет, я не это имела в виду! Я бы никогда не подумала так снова. Только не после того, что он сделал, когда я в прошлый раз высказала подобное предположение…
Что-то мелькает на задворках сознания. Лишь на короткий момент, но… я не могу понять, что это.
— Я ясно выразился? — Тихо спрашивает он, усиливая давление на мое горло.
Я могу лишь кивнуть. Пару секунд ничего не меняется, а потом он отпускает меня. Судорожно делаю большой глоток воздуха, потирая шею, в то время как он внимательно следит за мной.
— Почему ты хотела покончить жизнь самоубийством? — Тихо спрашивает он. — Почему ты хотела совершить такую глупость? Антонин не стоит этого, поверь мне…
— Это не только из-за него, — бесцветным голосом отвечаю я. И я больше не злюсь, потому что я полностью сломлена. — Я
