Глава 12. Предательство
Плати и смотри!
Слышишь? Сердце стучит…
И глубокие, новые шрамы…
Плати. Ты дорого будешь платить
За слово, за кровь, за каждый удар,
И за рук своих грубых касание…
Сильвия Плат, Леди Лазарь (перевод — kama155).
Я перестаю дышать, когда слышу, как в углу что-то шевелится.
Отшатываюсь, сильнее вжимаясь в изголовье кровати, внутри все скручивается в тугой узел от страха. Поднимаю подсвечник повыше, и он едва не выскальзывает из моих взмокших ладоней. Вглядываюсь в темноту комнаты, стараясь рассмотреть, кто же это.
— Если подойдете ближе, клянусь, я убью вас…
— Акцио подсвечник!
Шепотом произнесенное заклинание обрывает мою речь, и единственное оружие уплывает в темноту.
Чей это голос? Это был только шепот, и я не могу понять, кто это…
Шаги.
С головой ныряю под пуховое одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон, в бесполезной попытке спрятаться.
— Если тронете меня, я все ему расскажу! — Плотная ткань заглушает мой крик. — Не смейте прикасаться ко мне…
— У меня нет абсолютно никакого желания прикасаться к тебе, грязнокровка.
С трудом делаю вдох, страх смешался с шоком и… облегчением.
Конечно же, это он. Я должна была догадаться, ведь только у него есть Рука Славы. И он единственный, кто может видеть меня в темноте.
— Люмос!
Свет проникает сквозь щели в одеяле, но я не высовываюсь, потому что, чтобы он ни сказал, он, в конце концов, мужчина. И ничем не отличается от Долохова.
Я будто вернулась в прошлое, когда была совсем еще маленькой девочкой и боялась темноты. Тогда я с головой залезала под одеяло, боясь выглянуть наружу.
Но теперь мои страхи куда реальнее, глубже и ужаснее, и мне приходится каждый день встречаться с ними лицом к лицу.
Я бы все отдала, чтобы страх темноты был единственным моим страхом.
— Ты не хочешь вылезти? — Издевательски спрашивает он.
Уходи.
Он вздыхает.
— Не знаю, почему ты прячешься от меня, — он старательно пытается изобразить терпение в голосе. — Я думал, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы ты могла видеть разницу между мной и Антонином Долоховым. И напоминаю, что именно я спас тебя вчера вечером, хоть этот факт и расстраивает меня.
Расстраивает? Ублюдок, сволочь! Вчера, когда ты оттолкнул его от меня, ты говорил совсем другое. И потом, затаскивая меня обратно с балкона, твои слова тоже отличались от тех, что ты говоришь сейчас.
Да, но, как он пояснил, он помог мне только потому, что печется и ратует за свои чистокровные предубеждения, а еще потому, что это его работа, а не проявление заботы обо мне.
Да я и сама не хочу, чтобы он заботился обо мне.
Я съеживаюсь под одеялом.
— Вингардиум Левиоса!
Одеяло взмывает вверх, и я остаюсь лежать совершенно беззащитной под его холодным, надменным, насмешливым взглядом.
Поднимаюсь с кровати и встаю перед ним, судорожно одергивая вниз рубашку.
— Ну, надо же! Твои плохие манеры никогда не перестанут удивлять меня, — он хмыкает, криво улыбаясь. — Я знал, что магглы ленивы, но не думал, что они даже не удосуживаются раздеться перед тем, как лечь спать, — он вытаскивает маленькие карманные часы. — Девять часов вечера.
— Откуда мне знать, который час? — Надувшись, бормочу я. — Мне ведь никто не докладывает, и здесь нет часов.
Люциус направляет на меня волшебную палочку, и слабая волна боли пробегает по телу. Я задерживаю дыхание, но уже в следующий миг она отступает.
Он ухмыляется, а потом делает взмах палочкой в направлении двери, ведущей в ванную комнату. Она со скрипом открывается.
— После вас.
Я прищуриваюсь и хмуро смотрю на него, медленно направляясь к двери. Он наблюдает за мной с усмешкой на лице.
Как только я переступаю порог ванной комнаты, дверь захлопывается. Обернувшись, я вижу, что Люциус преграждает мне выход.
С трудом сглатываю. Его ухмылка становится шире.
Направив палочку на краны ванной, он включает воду.
Я смотрю на него, как кролик на удава, и его ухмылка превращается в хищный оскал, когда он замечает страх в моих глазах.
— Что вы делаете? — Спрашиваю я, проклиная себя за надломленный голос.
Он заклинанием выключает воду. С волнением отмечаю, как быстро ванна наполнилась водой.
— Тебе нужно помыться.
Вдох. Выдох. Сохраняй спокойствие.
— Хорошо, — стараюсь держать голос ровным, — я выйду, как только закончу…
— Не смеши меня, — обрывает он. — Я должен убедиться, что ты все сделаешь надлежащим образом. Ты обязана сегодня выглядеть безукоризненно. К сожалению, я видел, что магглы подразумевают под словом «чистый».
Обнимаю себя руками и закрываю глаза, чувствуя, как слезы подступают к глазам, и пытаясь сдержать их.
Меня уже даже не волнует, зачем он приказывает мне вымыться. Знаю, он жаждет, чтобы я задала ему этот вопрос, но, если честно, мне по барабану.
Я не собираюсь мыться в его присутствии. Не буду! После вчерашнего у меня в голове не укладывается, как у него хватает наглости просить меня об этом?
Он уже видел тебя голой…
Но… это было давно! И у меня не было выбора. Тем более, сейчас все по-другому. Он и я… наши отношения изменились настолько, что я даже не знаю, на что они стали походить, и когда все это началось…
Отношения Это слово какое-то… неподходящее. Оно неприменимо к нам и к тому, что между нами.
Я уже совсем не помню, какой была моя жизнь до похищения. И я уже не помню, когда он успел стать неотъемлемой частью моей жизни. Он стал центром моего существования, и мысль об этом невыносима.
Люциус окидывает меня высокомерным взглядом.
— Хватит тянуть резину, — бросает он. — Ты ведь не можешь всерьез бояться моих намерений? Пора бы уже понять, что я не заинтересован в этом, — беспощадная ухмылка. — Жаль разочаровывать тебя, но так оно и есть.
Замолчите! Я срываюсь. Я ненавижу его. Я так ненавижу его! Зачем он так? Ведь еще прошлой ночью я думала, что он может… я не знаю.
Думала, он пожалеет тебя? Что ж, в таком случае, ты полная идиотка!
Он скалится, и меня прошибает холодный пот.
— Ну же, не глупи, — лениво тянет он. — И перестать впустую тратить мое время. Раздевайся.
— Нет, — мой голос дрожит. — Пока вы не уйдете.
Он невесело усмехается и поднимает палочку.
— Империо!
Это прекрасно. Я сделаю все, чтобы остаться здесь навечно, вы же знаете…
— Снимай рубашку.
Как скажете. Я сделаю это ради вас. Вы можете просить о чем угодно.
Расстегиваю пуговички: одна, вторая, третья…
Но… нет. Что-то здесь не так. Это неправильно!
— Сними рубашку.
Делаю, как он говорит, как он хочет. Всё ради него, потому что только он может унять мою боль…
— Брось ее на пол.
С улыбкой на губах выпускаю ткань из рук. Так тепло, так спокойно…
Холодно.
Нет, мне тепло. Я купаюсь в тепле. Оно везде, окутывает меня, убаюкивая в своих объятьях. Да кому вообще нужна одежда? Ничто больше не имеет значения, кроме ощущения безграничного счастья и его вкрадчивого
