Он направляет палочку мне в грудь, на его лице застыло напряженное выражение.
— Разве я разрешал тебе двигаться?
Я качаю головой, и слезы катятся из глаз.
Его губы сжимаются в тонкую линию, а глаза сужаются… эти глаза — в них столько эмоций, которые я вряд ли когда-нибудь смогу понять! — затягивают меня. Глубже и глубже.
Я тону в них. Холодные, серые озера, глубины которых невозможно познать, пока их воды не сомкнуться над твоей головой, и ты не будешь отчаянно пытаться выбраться на поверхность.
Он кивает.
— Надо кончать с этим, — тихо произносит он, и я не знаю, предназначаются ли эти слова мне или он разговаривает сам с собой.
Он прижимает кончик палочки к пульсирующей голубой жилке на моей шее.
Пульс. Сердцебиение. Жизнь! Сейчас я жива.
Так не честно!
А, когда в этой ситуации хоть что-то было «честно»?
Он увеличивает давление на артерию. Я в ужасе зажмуриваюсь, и из горла вырывается всхлип.
Боже, о, Боже! Я люблю вас мама, папа. Пожалуйста, Господи, помоги мне, пожалуйста, пусть они узнают, что я люблю их, пожалуйста, спаси меня…
Я жду…
Покорно…
Но ничего не происходит.
— Ты боишься, грязнокровка?
Все еще жива. Об этом мне напоминает его безжалостный голос.
С усилием открываю глаза и смотрю в его ухмыляющееся лицо.
— Конечно, я боюсь, — содрогаясь, шепчу я. — А вам не было бы страшно, если бы вы находились на волосок от смерти?
— Я не боюсь смерти, — равнодушно отвечает он. — Если бы боялся, то не встал бы на этот путь.
Я должна перестать дрожать! Я не могу умереть, потеряв последнюю каплю гордости, не могу!
Конечно же, он чувствует, как меня трясет. И ухмыляется.
— И что же мне с тобой делать, грязнокровка?
Не могу выслушивать это! Вчера он спас мне жизнь только для того, чтобы отнять ее сегодня, предварительно замучив почти до смерти. И он еще смеет играть со мной, когда я одной ногой уже в могиле…
— Я подскажу, что вы можете сделать, — порывисто шепчу я. — Прежде, чем убить меня, сделайте мне одолжение — назовите мое имя.
Он хмыкает.
— Мисс Грэйнджер…
— Нет, не мисс Грэйнджер, — обрываю его. — Меня зовут Гермиона.
Постойте-ка… разве я уже не произносила этого раньше?
В его глазах вспыхивает узнавание. Должно быть, я действительно когда-то уже говорила то же самое, вот только не могу вспомнить, когда…
— Тебя звали Гермиона, — тихо говорит он. — Мертвым не нужны имена.
Мертвым. Скоро я буду одной из них. И у меня больше не будет имени. Меня больше не будет.
— Пока что я еще жива, Люциус, — шепчу я.
Он бьет меня по щеке, и я зажмуриваюсь от боли. Сколько же еще боли я испытаю перед смертью? Может быть, еще одно Круцио, и я провалюсь в небытие…
Небытие. Что если за чертой лишь оно? Что если после смерти нет ничего, кроме тьмы и пустоты? Господи!
— Это вопрос времени, — тихо произносит Люциус. — Мне достаточно лишь прошептать заклинание, и все будет кончено.
Я знаю, что в любом случае умру. И не только от той невыносимой боли, что я испытала за последние несколько часов. Мой приговор был подписан в ту минуту, когда Люциус похитил меня. Петля сомкнулась на шее, когда он аппарировал ко мне в комнату, и с тех пор, с каждым днем она затягивалась все туже и туже.
И вот сейчас настал последний миг моей столь короткой жизни.
Заставляю себя открыть глаза и поймать его взгляд.
Интересно, видит ли он меня, когда смотрит на меня? Я имею в виду, он действительно видит меня? Или он навесил ярлык грязнокровки и отказывается заглянуть дальше?
Это нечестно. Когда я смотрю на него, я вижу не только Пожирателя Смерти, чистокровного последователя Волдеморта. Я вижу Люциуса Малфоя. Вижу его — его высокомерие, гордость, решимость и жестокость. Все, что я так ненавижу, я вижу это в его глазах, а он видит лишь грязнокровку.
Должно быть, он никогда не заглядывал так глубоко, как я. Едва ли даже пытался.
Уже используешь прошедшее время?
— Если вы собираетесь убить меня, то давайте покончим с этим, — слова застревают в горле. — Но, пожалуйста, сделайте это быстро и передайте Рону и Гарри, что мне очень жаль.
Он еще сильнее прижимает палочку к моему горлу, и я не могу дышать, не могу думать, но продолжаю открыто смотреть ему в глаза. Пусть прямо посмотрит на то, что собирается сделать. Пусть видит, как жизнь уходит из меня.
Мое сердце все еще бьется. Я чувствую это биение в груди и жду, когда Люциус произнесет заклинание.
Тук-тук.
Тук-тук.
Тук-тук.
Ничего.
Черты его лица напряжены, а палочка по-прежнему упирается в сонную артерию…
Но, кажется, он не горит желанием наблюдать за тем, как я умираю.
Помоги мне помоги мне помоги мне! Прошу, Боже, если ты есть, помоги мне, пожалуйста!
Он раздраженно кривит рот и встает, убирая палочку от моего горла. Я снова могу дышать и потираю шею.
— Что вы…
Он пинает меня ногой по ребрам.
Я кричу, хватаясь за живот и сворачиваясь клубочком. Как он может? После того, как чуть было не убил меня. Больной, бессердечный…
— Вставай.
Что?
Поднимаю на него глаза, едва ли смея надеяться.
— Вы собираетесь..? — Удивленный шепот.
Он в такой ярости, что его и так бледное лицо стало белее мела.
— Темный Лорд сказал, что, если я сочту нужным, то могу оставить тебя в живых, — бросает он.
Нет, не так. Он сказал, что Люциус может сохранить мне жизнь, если захочет.
— Если Пожиратели Смерти провалятся с поимкой Поттера, тогда ты еще нам пригодишься. Так что вставай и пошли.
Я… не могу поверить!
Я испытываю такое облегчение, что хочется смеяться и плакать одновременно. Окружающее вдруг вспыхивает новыми, яркими красками, хочется жить, дышать, смеяться.
Я не умру! И мне уже все равно, что он будет делать со мной завтра, главное — он оставил меня в живых! Одному Богу известно, почему, но Люциус так решил.
Спасибо, Господи, спасибо спасибо!
— Пошевеливайся, — шипит он, направляя на меня волшебную палочку. — Или ты хочешь, чтобы я пересмотрел свое решение?
Я должна подняться. Он зол и действительно может передумать.
Перекатываюсь на живот и пытаюсь подняться на четвереньки, но голова кружится, а комната плывет перед глазами, и я падаю на пол.
Я должна встать, иначе он убьет меня!
Он крепко хватает меня за руку.
— Сможешь идти? — Тихо спрашивает он.
Киваю и вновь пытаюсь встать, но мои жалкие попытки терпят неудачу.
— Очевидно, нет.
Он берет мою руку за запястье и закидывает ее себе на плечо. Затем одной рукой он придерживает меня за плечи, а другой подхватывает ноги под коленями, и поднимает меня на руки.
Знаю, я должна сопротивляться. Я не хочу, чтобы он носил меня на руках. Только не после всего, что сделал. Тем более это совсем не обязательно, он ведь может просто наложить Империо, заставив меня идти с ним.
Это очередная игра.
