Гуня, на ходу поздоровавшись за руку с Валялкиным и быстро приобняв Таню, последовал за женой, весь навьюченный чемоданами с известным логотипом. Таня с Ванькой посмотрели в ту сторону, куда уже ринулась неугомонная Склепова. Там действительно стояла Ритка Шито-Крыто, похорошевшая необычайно. Высокая, тонкая, гибкая, она держала за руку длинного, худого мужчину с ярко-рыжими волосами. Тане он показался смутно знакомым, но её внимание уже отвлекло появление новых знакомых лиц.
На открытую площадку вышли Ленка Свеколт под руку с Шурасиком. За ними, отставая на пару шагов, шла Жанна Аббатикова. Сердце Тани ёкнуло. Свеколт с Шурасиком, как всегда, о чём-то препирались, а Жанна пребывала в созерцательно-отстраненном состоянии. Однако, поймав взгляд Гроттер, едва заметно кивнула ей и робко улыбнулась. У Тани отлегло от сердца, и она улыбнулась в ответ. Последний раз она видела Жанну в той самой будке стрелочницы, когда они с Леной довольно резко заявили ей, что Глеб не хочет её видеть.
Рядом, синхронно поздоровавшись с ней и Ванькой, прошли Дуся Пупсикова и Верка Попугаева, неразлучные подружки-хохотушки. Но того, единственного, кого Таня так хотела и так боялась увидеть одновременно, нигде не было видно. С упавшим сердцем Гроттер поняла, что Бейбарсов решил не являться на встречу выпускников.
«И правильно: подумал, небось, что незачем усугублять», размышляла она, пробираясь с Ванькой через толпу и сжимая в руках рюкзак, в котором копошился одуревший от усталости Тангро. Но всё внутри у неё почему-то трепетало от разочарования.
Спустя ещё час водоворот прежней жизни закружил бывших учеников. Таня буквально захлёбывалась от восторга, шагая через Зал Двух Стихий к лестнице, ведущей на Жилой Этаж. Ласково проводила рукой по серому камню стен, поднимаясь к спальням. Их с Гробыней бывшую комнату занимали две третьекурсницы, которые сейчас были на каникулах. Дверь не была заперта привычным заклинанием, и Таня свободно толкнула её, оказываясь в до боли знакомой комнате.
Не колыхались на окне зловещие Чёрные Шторы, не были раскиданы по полу платья Пипы, не таращился из угла пустыми глазницами верный паж Гробыни Дырь Тониано, исчез гроб-кровать.
Но вид из окон был щемяще знакомый — любимый парк, а за ним кипящими волнами разливался бескрайний океан, синевой своей сливающийся с послеполуденным небом. У Тани захолонуло сердце.
— Я скучала, — прошептала девушка и захлопнула за собой дверь, оставаясь наедине с Тибидохсом.
Он единственный ничего никогда от неё не требовал, и Таня любила его всей своей душой.
Комментарий к 5. До свидания, и добро пожаловать домой
* На самом деле, прошло чуть меньше года, а точнее около девяти месяцев.
** Непременное условие.
========== 6. Как хорошо мне больно ==========
***
Его глаза — подземные озера,
Покинутые царские чертоги,
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом,
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
В его душе столетия обиды,
В его душе печали без названья,
За все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи,
Он может улыбаться и смяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
(Николай Гумилёв. Портрет мужчины)
Ворон — Я хочу быть с тобой
Океан Ельзи — Не питай
***
Глеб Бейбарсов стоял над крутым обрывом. Перед ним разливала свои бирюзовые воды Катунь. Вдалеке виднелись белые шапки гор. Но окружающая красота мало впечатляла мужчину — он насмотрелся на эти пейзажи много лет назад. Его голову занимали совсем иные думы.
Он не справился. Не сумел. И снова вынужден возвращаться в Тибидохс с пустыми руками. Бывшего некромага грыз стыд — за то, что он не выполнил задание Сарданапала, за то, что подвёл его. Но больше всего за то, что он не смог, струсил. У него не вышло пересилить себя и переступить порог той проклятой избушки.
Чёрные тучи, уже около получаса собиравшиеся над головой, полыхнули серебряной молнией. Раздался оглушительный раскат грома, и над Глебом разверзлась бездна. Дождь был такой силы, что казалось, будто кто-то перевернул океан ему на голову. Бейбарсов стоял, не морщась под тугими струями, которые больно били его в лицо. Неустойчивый выступ у него под ногами начал оседать. Глеб закрыл глаза.
Он почему-то вспомнил выпускной вечер, крышу Башни Привидений и тонкую фигурку, сжавшуюся в стороне. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами. Она верила, что он может спрыгнуть. И ей не было всё равно, хотя Таня не могла знать, что некромагический дар убережет его.
Сейчас её нет рядом, и это не крыша школы. И он больше не некромаг. И если он шагнет в пропасть, темнота поглотит его. И ей будет всё равно.
Он резко открыл глаза. Пора возвращаться.
***
Тибидохс встретил Бейбарсова светом, льющимся из многочисленных окон. Его ступа пролетела через Грааль Гардарику уже поздним вечером, когда горизонт еле-еле освещала красная полоса кровавого заката.
Он изумленно кружил над крепостью, глядя, как внизу, у подъемного моста, Пельменник раздаёт какие-то указания одетым в шкуры циклопам. Туда-сюда сновали люди, мало походившие на школьников. И только заметив внизу мелькнувшие разноцветные косы, Глеб сообразил, что происходит.
Удивившись, почему Сарданапал ничего не сказал ему о предстоящем слёте бывших студентов, Бейбарсов направил ступу на крышу любимой башни. Выпрыгнув из ступы, он поморщился: правое бедро неприятно заныло, пробуждая воспоминания о старой ране. Осколок костяной косы оставил на его ноге короткий красный шрам, и порой он напоминал о себе резкой ноющей болью, простреливающей внутренности.
Шум за спиной заставил Глеба обернуться: люк, ведущий на крышу, откинулся, и в нём мелькнула рыжая макушка. Это была Таня.
Выбравшись из люка, девушка отряхнула руки и вскинула голову, встречаясь с прищуренным серым взглядом. Последовала немая сцена.
Глеб опомнился первым:
— Привет. Ты… как дела?
— Хорошо, — растерянно пробормотала Таня.
— Давно прилетела?
— Да, ещё днём.
Снова наступила неловкая тишина. Он был уставшим, грязным с дороги и злым, а ногу сводило от боли. Но здесь была Таня, живая и тёплая — он видел её румяное, смущенное лицо в свете выплывшей луны и огней внизу, и всё прочее смазалось, отступило на задний план.
— Решила прогуляться по местам юности? — иронично поинтересовался Глеб.
Таня усмехнулась:
— Почти. Я люблю эту крышу, и всё, что здесь происходило: как приятное, так и не очень. Это часть истории Тибидохса, и часть моей истории.
— А я по-прежнему не люблю толпу, — просто ответил Бейбарсов, засунув руки в карманы. Внутри они всё ещё были немного влажными, не успев просохнуть до конца даже за многочасовой перелёт.
— Я тоже, — улыбнулась Таня, подходя к краю крыши и глядя вниз.
Там, освещенная факелами, плескалась вода в глубоком рве,
