Сейчас всё это казалось таким далёким, чужеродным. Всё, кроме одного: он так же сильно, до зубного скрежета, хотел, больше всего на свете, чтобы она любила его, чтобы он был её.
Обернувшись, Глеб поймал странный взгляд Тани: она смотрела на него, как будто видела впервые. Такой же взгляд у неё был в тот самый первый день во дворе Тибидохса: любопытный, растерянный, полу-восхищенный, полу-напряженный. Как будто она хотела разгадать его, как загадку, хотела узнать его, и в то же время боялась того, что ей может открыться.
— Ты мне снился, — вдруг вырвалось у неё, и Таня резко покраснела.
Впрочем, её щеки быстро вернули себе прежний оттенок, и она смело встретила изумлённый взгляд и вскинутую рассеченную бровь.
— Вот как? И что же я делал в твоём сне?
— Ты… Не важно. Это было давно. Не знаю даже, зачем я об этом вспомнила.
— Как ваша таёжная жизнь? — поинтересовался Глеб, меняя очередную неловкую тему.
Таня ответила не сразу.
— Всё… хорошо. По-старому. Дни там текут спокойно, но немного однообразно. Поэтому иногда здорово бывает сбежать на время, окунуться во всё это, — девушка обвела рукой пространство вокруг.
— Как вы с Валялкиным? Жениться не надумали?
Он не знал, зачем спросил это. Как будто расковырял только зажившую болячку — и боль, и мазохистское удовольствие.
— Нет, — резко ответила Таня. Она уже жалела, что вступила на скользкую дорожку своим упоминанием сна с участием Бейбарсова. — Нам некуда торопиться. Мы вместе, и любим друг друга, и с Ванькой мне хорошо и спокойно…
— Но по ночам ты видишь во сне меня, — голос Глеба был спокойным. В нём не слышалось прежнего бахвальства или самолюбования, он лишь констатировал факт, не выпуская при всём из виду саму суть, интимнейшую составляющую того, о чём они говорили.
— Это было один раз, — неуверенно вставила Таня, понимая, что её слова звучат, как оправдание.
В полумраке крыши, под ночным небом, двое смотрели друг на друга, пытаясь понять, что вообще происходит и куда их ведёт этот разговор.
Таня не забыла всего того, что вынесла из-за Бейбарсова. Как не забыл и он. Боль, что он причинил ей когда-то, жила с ним, жила в нём всё это время. Он не знал, простила ли его Таня, но он себя не простил.
— Ладно, Танька, не бери в голову, — Глеб привычным движением отбросил рукой со лба порядком отросшие за год волосы. — В конце концов, сны — это просто сны.
Он ухмыльнулся, и в этом заломе губ было столько горечи, обреченности, сухого зла на мир, который никогда не был к нему добр, что у Тани захолонуло сердце. Он не верил — и, наверное, уже никогда не поверит — что кто-то может его любить. Просто так, не за что-то, без глупых тросточек и тёмного могущества.
— Глеб, — она шагнула к нему, но он ужом проскользнул в люк на крыше.
Спустившись на несколько ступенек, Бейбарсов остановился и прислонился к каменной стене, откинув голову. Через узкое окошко проникал лунный свет, освещая тесноту лестницы и молодого мужчину.
Чума всё побери! Последний раз он видел Таню Гроттер почти год назад, а казалось, будто только вчера. Всё внутри у него кипело от вновь потревоженных чувств, тело напряглось только лишь от того, что он стоял в паре метров от девушки и лёгкий ветерок доносил до него запах её духов. У него всё мутилось в голове: было забыто проваленное задание, предстоящий праздник и целая школа прежних товарищей, которые вряд ли обрадуются встрече с ним.
Таня была здесь. Она была совсем рядом. И Глеб вынужден был признаться — если не ей, то хотя бы себе, что…
…он любил её и хотел заниматься с ней любовью. И всё остальное было уже не так важно, всё уплывало, растворяясь в тумане безвременья и равнодушия.
***
Спустившись по узкой лестнице на Жилой Этаж, Глеб услышал гомон возбужденных голосов. Выругавшись сквозь зубы, мужчина замер: ему совсем не улыбалось встретиться лицом к лицу с толпой бывших однокурсников. Пока он стоял и раздумывал, как ему попасть в свою комнату, минуя эту засаду, кто-то схватил его за локоть. Бейбарсов обернулся: перед ним стояла Ленка Свеколт.
Приложив палец к губам, она потащила его за собой. Поднявшись на один пролет вверх и пройдя по коридору пару метров, девушка впихнула его в одну из учебных комнат. Лунное сияние высвечивало ряды парт, уже успевших покрыться тонким слоем пыли.
Захлопнув дверь, Лена уставилась на Глеба, сложив руки на груди.
— Ну и куда ты запропастился?
Бейбарсов провел рукой по деревянной поверхности ближайшей парты, оставляя в пыли след.
— Никуда, вот он я.
Свеколт закатила глаза:
— Глеб, не придуривайся! Мы с Жанной пытались связаться с тобой почти месяц!
— Может, уже хватит опекать меня? — резко перебил он. — Я взрослый человек, в конце концов.
Бывшая сестра по дару скептически поджала губы:
— Когда ты в последний раз говорил такое, мы нашли тебя полумертвым и пропахшим перегаром на полу нижегородской квартиры.
— Лена, это было больше года назад, — устало вздохнул Глеб, потирая переносицу. — Всё в прошлом, и я не хочу это обсуждать.
— Я знаю, что ты продолжаешь пить, — известила его Свеколт.
— И что с того? Это никак не влияет на мою работу. А как я распоряжаюсь своим свободным временем — моё личное дело.
— Кстати о личном. Как там твоя лопухоидная блондинка?
— Мы с Алёной расстались, — Бейбарсов подошёл к окну, разглядывая тёмные верхушки деревьев тибидохского парка. — Я сказал ей, что перевёлся учиться в Москву. Она… расстроилась. Сказала, что будет приезжать так часто, как сможет, предлагала встречаться на расстоянии, но я объяснил, что это не для меня. В общем… да, всё кончено. Но я не жалею: ни о том, что эти отношения были, ни о том, что они закончились.
— Это из-за неё, да? — раздался позади напряженный голос Лены. — Из-за Тани?
— Нет, это не из-за неё, — он снова завелся. — Помимо Тани Гроттер, в моей жизни за последний год прибавилось проблем и поводов для беспокойства. Но да, я был слегка не готов увидеть её здесь, — добавил бывший некромаг. — Сарданапал не говорил мне о предстоящем слёте бывших птенцов.
— Вот, а если бы ты отвечал на звонки зудильника или не
