— Выходит, все эти месяцы были напрасными? Если я не смог выполнить главное?
Академик улыбнулся:
— Не это было главным, Глеб. Главное впереди — твоё испытание событиями и чувствами. Новый человек в тебе ещё робок и неуверен, но я вижу, какой личностью ты можешь стать, если наберешься терпения. То, что ты не смог перебороть себя в этот раз, не значит, что ты слаб. Просто всему своё время. И да, — добавил он, — важнейшее задание, которое ты исполнишь, тебя тоже ожидает впереди. И это не обыск избушки на Алтае.
— Что же это? — удивился бывший некромаг.
— Терпение, — снова повторил Сарданапал, подняв палец. — Помни о терпении. Я скажу тебе в своё время.
Глеб был раздражен, и не мог скрыть этого. Тогда он решил зайти с другой стороны.
— Почему вы не сказали мне о предстоящей встрече выпускников?
Лукавая улыбка старика говорила о том, что он прекрасно видел желание Глеба докопаться хоть до чего-то, но не намерен был подыгрывать ему.
— Потому что, как уже было сказано, я предполагал, что ты вернешься, когда все уже разъедутся. А если нет, то ты просто будешь рад встрече со старыми друзьями.
— Друзьями? — сарказмом сочилась каждая буква.
Академик улыбнулся ещё шире:
— Ну, тут твои сестры, как минимум. И, полагаю, есть ещё кое-кто, кого ты, возможно, хотел увидеть…
В горле у Глеба вдруг пересохло. Он ничего не ответил, продолжая сверлить Сарданапала напряженным взглядом. Академик посерьезнел. Выпустил из перстня искру, приструнив усы, и те повисли вдоль морщинистого лица двумя цветными лентами.
— Я могу быть с тобой откровенным, Глеб?
Бывший некромаг внутренне подобрался. Он догадывался, что последует за этим вопросом, и, хотя ему не хотелось касаться этой темы, за прошедшие девять месяцев он стал невольно доверять Сарданапалу. Ведь из всего магического мира именно он первым подал ему руку после возвращения магии. Первым дал понять, что Глеб заслуживает шанса всё исправить, и предоставил ему такую возможность. В конце концов, Бейбарсов просто-напросто уважал старика. Поэтому он медленно кивнул.
— Я знаю почти всю историю. С твоих слов, со слов Тани… Остальное мне позволил дополнить жизненный опыт, оформив полную картину. Разумеется, тебе известно моё мнение о твоих прежних поступках. Мне не нравилось то, что ты делал с Таней.
Глеб промолчал: он не видел смысла оправдываться. Более того, он вообще не был намерен обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было. Однако, сделав для академика исключение, он развязал ему руки. Поэтому, сцепив зубы, Бейбарсов слушал, что тот скажет дальше.
— Но то была любовь некромага. А сейчас ты маг с силами, подаренными светом. Они не сделали и не сделают из тебя другого человека, нет. Но могут помочь освободить и раскрыть всё лучшее, что в тебе было и доселе дремало, придавленное тяжестью некромагического дара. Ты понимаешь это?
Глеб покачал головой:
— Я не чувствую, что становлюсь хоть каплю лучше. Есть ощущение, что из меня ушла вся гниль, но и только.
— Это уже немало, — заметил академик. — Важно то, что ты хочешь стать лучше.
— А вы уверены, что я хочу? — резко перебил его Глеб.
Вокруг глаз Сарданапала вновь собрались лучики морщинок:
— Безусловно. Иначе ты воспользовался бы Мантией Сонного Паралича. Ты согласился бы на предложение охотника за глазами. Ты бы до сих пор преследовал Таню и не давал бы спокойно жить ни ей, ни себе. Некромаг Глеб Бейбарсов, чья сущность раздиралась на части ещё и двумя тёмными личностями, поступил бы именно так. Не важно, чем ты руководствовался в последний год, принимая эти решения, неважно, скольких усилий тебе это стоило. Тебе был предоставлен выбор, и ты выбрал правильно. Именно это и отличает тебя прежнего от того, кем ты постепенно становишься.
Покинув кабинет директора, Бейбарсов медленно брёл по освещенным магическими факелами коридорам. Иногда на его пути встречались парочки, в которых он безошибочно узнавал вчерашних студентов. Понимающе усмехаясь, бывший некромаг сворачивал в другую сторону: он понимал, как волнует кровь ощущение того, что ты вернулся в прошлое.
Слова академика не убедили Глеба, но заронили в его душу зерно надежды. Крошечное, робкое, оно тем крепче становилось, чем больше его носитель грел в себе свою любовь. Сокрытая, спрятанная ото всех, накалившаяся докрасна, она тлела внутри, причиняя немыслимую, но сладкую боль.
И Глеб сходил с ума от наслаждения.
========== 7. Ночь на Буяне ==========
***
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала — темней твоих.
Всходили и гасли звезды
(Откуда такая нежность?),
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие песни
Я слушала ночью темной
(Откуда такая нежность?)
На самой груди певца.
Откуда такая нежность?
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами - нет длинней?
(Марина Цветаева. Откуда такая нежность)
Братья Грим — Сердце
Сегодня ночью — Это не любовь
Никель — Новости прошлой недели
***
Таня не могла уснуть. Мешало буквально всё: кровать была слишком мягкой, одеяло — слишком толстым. Ей то становилось душно, и она открывала окно, то прохладный ветер с океана заставлял кожу покрываться мурашками, и девушка бежала обратно захлопывать раму.
Ей не хватало привычных звуков леса, под которые она засыпала. Не хватало тихого сопения над ухом — Ванька ночевал отдельно в своей старой комнате. Не было даже привычного в тибидохские времена беспокойного сна Гробыни — Склепова делила соседнюю комнату с Гуней и их годовалой дочерью Елизаветой.
Таня хмыкнула, вспомнив, как удивилась: взбалмошная Гробыня — и вдруг такое обычное имя! От неё внучка Феофила Гроттера ждала чего-то гораздо более экстравагантного. Но изумление девушки длилось лишь до тех пор, пока Склепова не пояснила, что назвала дочь в честь графини Батори, известной также как Кровавая Леди.
— Она моя прабабка со стороны матери в каком-то там колене, — заявила Гробыня, и Таня больше не решилась делать никаких уточнений.
Однако маленькая Елизавета не проявляла никаких признаков жуткой наследственности: она была обычным ребёнком — подвижным, весёлым, любопытным и бойким. Пожалуй, даже слишком, потому что на дворе стояла глубокая ночь, а Гломова-младшая не собиралась успокаиваться: даже сквозь толстые стены Тибидохса Таня слышала её истеричный плач, мешавший рыжеволосой ведьме уснуть. По крайней мере, Таня убеждала себя, что причина именно в этом.
Она ни за что не призналась бы, как сильно взволновала её встреча с Бейбарсовым.
Ночь за окном уже начала постепенно перетекать в раннее летнее утро, когда девушка забылась беспокойным сном, в котором сероглазый юноша балансировал на крыше, крича, что любит её. А потом от его тела отделялось два близнеца, со страшными черными глазами-колодцами. Они толкали его, и юноша, вскинув руки, падал вниз, на огромные
