Эти безжалостные подробности много лет терзали бывшего некромага днём и ночью, воспоминание о первом поцелуе с его рыжеволосой мечтой оставило глубокие зарубки в памяти, заставляя переживать всё снова и снова в надежде, что однажды это удастся повторить, вновь испытать те же острые, пронзительные ощущения и что когда-нибудь он перестанет умирать и заново рождаться при первом прикосновении любимых губ.
Но вот он вновь целовал Таню Гроттер, целовал уже не первый раз, однако облегчение не наступало. Ему хотелось ещё, и ещё, и ещё. Глеб обхватил её шею ладонью, пытаясь углубить поцелуй, но Таня слегка повернула голову, упираясь ладонями в его обнажённую грудь.
— Глеб, пожалуйста, подожди, давай поговорим…
С него было довольно разговоров. Решив пойти другим путём, Бейбарсов склонился, приникая к впадинке у основания её горла. Таня дёрнулась, зажатая между ним и твёрдой поверхностью двери.
— О чём ты хочешь поговорить, ммм? — его голос звучал глухо.
— Это всё… неправильно, так нельзя…
Глеб вскинул голову, прищурившись:
— Тебя тянет ко мне, не отрицай этого. И всегда тянуло. Я чувствовал это тогда и чувствую сейчас.
Девушка надавила на его плечи, вынуждая чуть отступить. Её глаза заволокло туманом желания, но она упрямо покачала головой.
— Неважно, что ты или я чувствуем. У меня есть обязательства перед Ванькой, перед друзьями. Я не могу так просто…
Глеб оборвал её, вновь рванувшись вперёд, запечатывая ей рот. Он слышал, как она мычит, снова пытаясь что-то сказать, и усилил напор, вынуждая девушку разомкнуть губы. Он жадно, почти грубо вторгся в её рот, и в нём на секунду вспыхнула радость, когда Таня почти мгновенно ответила.
Но затем он вспомнил слова, произнесённые ею секунду назад: «У меня есть обязательства перед Ванькой».
Валялкин, её жених.
Тот, к кому Глеб прежде ревновал неистовей всего, тот, кто отнял у него магию и любимую женщину. И его пронзила старая злость — едкая, желчная: не он был Таниной первой любовью, не он был тем, кто забрал её девственность, кто надел ей на палец кольцо.
Эта внезапная ярость вдруг подавила желание. Разорвав поцелуй, он склонил голову, обдавая Танину шею дыханием, в котором чувствовались пары водки.
— У тебя тоже расширяются зрачки и учащается пульс, стоит твоему жениху просто посмотреть на тебя? Ты так же растекаешься по стене, когда он целует тебя за ухом? —шепнул он, слегка касаясь губами её прохладной мочки.
— Прекрати… Прекрати! — задыхалась Таня.
— Что, Валялкин не может завести тебя одними словами?
— У Ваньки нет твоего опыта! Он не перетрахал в своё время половину Тибидохса!
Глеб усмехнулся:
— Никто бы ему и не дал. Да и, тем более, вы же хранили свой цветок друг для друга.
Звук пощёчины разлетелся по комнате гулким эхом. От удара у него дёрнулась голова. Бейбарсов медленно повернулся к Тане, вжимающейся в дверь: её губы прыгали. Он схватил руку девушки и, поднеся к лицу, нежно поцеловал пылающую ладонь, наблюдая, как у неё перехватывает дыхание.
— Никогда не смей поднимать на меня руку, ты поняла? — тихо процедил он. — Тем более в ответ на правду.
Глеб уже хотел разжать пальцы, как вдруг взгляд его упал на тонкий безымянный палец. Кольцо, подаренное Валялкиным, исчезло. Бывший некромаг пристально взглянул на Таню, задавая молчаливый вопрос.
Осторожно высвободив дрожащую руку, Таня скользнула в сторону, к окну, глядя на погружённый во тьму Тибидохский парк. Когда послышался её голос, он звучал безжизненно и устало:
— Мы с Ванькой расстались. Я думаю, что мы расстались… Не знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Он просто дал мне свободу принять решение. Переложил на меня всю ответственность, — горько закончила она.
Глеб помолчал какое-то время, а потом насмешливо произнёс:
— Представляю, какой это для тебя стресс. Ведь обычно это твоя прерогатива.
— О чём ты?
Он резко обернулся, чувствуя, как в нём опять закипает гнев.
— Я о том, Таня, что ты сама любишь спихивать ответственность за важные поступки на других. Ты любила своего Валялкина и одновременно была увлечена мной, но у тебя духу не хватило осмелиться и сделать выбор. В итоге всё было решено за тебя, и тебе было удобно сначала наслаждаться своей жизнью в глуши, а потом страдать от того, что всё не так, как тебе мечталось. И снова ты не сумела принять решение, предоставив это неприятное дело Ивану: это ведь он смог разрубить узел, в который ты запутала наши жизни. Ты и меня держала на привязи, с одной стороны, красиво изображая жертву одержимого некромага, а с другой, не желая отпускать. Когда-нибудь, я надеюсь, тебе надоест заниматься ерундой, и ты решишься на что-то.
— Мне кажется, после матча со сборной вечности я объяснила свои чувства, — девушка шагнула вперёд, будто стараясь убедить его в своей правоте, — я дала тебе понять, что сделала выбор.
Глеб горько усмехнулся:
— Ты ведь даже тогда не смогла нормально признаться мне. «Почти люблю» — вот что ты сказала, как будто оставляя себе возможность для отступления, как будто чувства — это нечто, требующее публичных доказательств, а ты ещё не до конца решила любовное уравнение. А я всегда мог сказать правду, и смогу снова. Таня, я люблю тебя! — в отчаянии выкрикнул он, не сумев удержать это внутри, и девушка вздрогнула, как если бы он тоже ударил её. — Я болен тобой так давно, что уже не помню себя другим, прежним, хозяином собственных чувств. Я не помню жизни без тебя и не хочу ничего знать о ней.
Наступила тишина. В гулкости каменных стен она казалась оглушающей. Бывший некромаг знал, как сейчас важно предоставить Тане выбор — вот он, тот самый момент, который определит всё.
Если он первым сделает шаг, то потеряет её. Поэтому Бейбарсов стоял на месте, до боли сжав кулаки, ощущая, как от духоты и выпитого кружится голова. Он стёр из взгляда все чувства, выражение его лица стало бесстрастным.
Он стоял, чувствуя себя обнажённым, ведь фактически так и было — он предлагал себя Тане, предлагал таким, какой он есть.
Пожалуйста, пусть она узнает меня, поймёт меня, почувствует меня.
Пусть она полюбит меня.
И когда Таня решительно шагнула к нему, сердце Глеба оглушительно стукнуло где-то в горле.
Он не верил глазам, которые смотрели на рыжую макушку, спрятавшуюся у него на груди. Не верил рукам, которые обнимали узкую спину, пальцам, которые приподняли подбородок девушки. Не верил губам, которые с пронзительной нежностью приникли к её щеке.
Он замер так, надеясь, что, если ему это снится, он умрёт во сне.
Но секунды шли,
