Таня улыбнулась и покачала головой. Видя её улыбку, он не смог сдержать ответной. Он позволил ей взять в ладони своё лицо, заглядывать в глаза, читать их. Позволил ей проникнуть в самую глубину того, чем он являлся, в самую сердцевину, напоминающую рваную рану — такой измученной была его душа. И когда он почувствовал внутри присутствие Тани, её тепла, её привязанности, страха, желания, нежности — тогда он понял, для чего пережил всё это.
Всё ради того, чтобы сейчас позволять Тане Гроттер гладить его голову.
Всё ради неё.
========== 13. Дети, подсказки и чудовища ==========
***
Ты его видел, он худ, улыбчив и чернобров. Кто из нас первый слетит с
резьбы, наломает дров? Кто из нас первый проснется мертвым, придет к
другому – повесткой, бледен и нарочит? Кто на сонное «я люблю тебя»
осечется и замолчит?
Ты его видел, – он худ, графичен, молочно-бел; я летаю над ним, как
вздорная Тинкер Белл. Он обнимает меня, заводит за ухо прядь – я одно
только «я боюсь тебя потерять».
(Вера Полозкова. Письмо Косте Бузину, в соседний дом)
***
День мерить от тебя до тебя, смерзаться
В столб соляной, прощаясь; аукать тьму.
Скольким еще баюкать тебя, мерзавца.
А колыбельных петь таких – никому.
Челку ерошить, ворот ровнять, как сыну.
Знать, как ты льнешь и ластишься, разозлив.
Скольким еще искать от тебя вакцину –
И только мне ее продавать в розлив.
Видишь – после тебя остается пустошь
В каждой глазнице, и наступает тишь.
«Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.
Я-то все жду, когда ты меня простишь».
(Вера Полозкова. Чёлка)
Слот — Мёртвые Звёзды
Алиса Салтыкова — Момент
***
После того рокового полёта на Лысую Гору Таня не видела Ягуна. Пару раз она порывалась отыскать его и попросить прощения, но одёргивала себя: ей не за что извиняться. Да, возможно, она была немного резка, но внук Ягге тоже не стеснялся в выражениях. В конце концов, почти круглосуточные тренировки затянули её в водоворот рутины, и Таня уставала так, что сил ни на что другое не оставалось.
Кроме одной мысли, самой главной, имя которой, казалось, калёным железом было оттиснуто у неё на лбу.
Глеб.
Они почти не разговаривали. А если и перебрасывались парой ничего не значащих фраз, то хрупкая вежливость между ними казалась такой искусственной, что Тане хотелось морщиться.
Её маленькое расследование относительно деятельности главы Тибидохса и бывшего некромага принесло свои плоды, нужно было лишь прояснить некоторые вопросы. Если бы кто-то спросил Таню, какого Лигула она вообще в это вмешивается, ответом послужил бы недоумённый взгляд.
Потому что она Татьяна Леопольдовна Гроттер, победившая Чуму, не раз спасавшая магический мир. Потому что она может и хочет помочь в новой борьбе против зла.
Потому что она боится за одного упрямого, отвратительного, совсем ненужного ей человека.
В какой-то момент Тане даже стало слегка обидно, что Сарданапал не поделился с ней своими планами, а подключил одного лишь Бейбарсова. Для неё не было секретом, что она являлась любимицей академика, он оказывал ей большое доверие и не раз привлекал к важным и опасным миссиям. Должна была быть причина, по которой в этот раз он ничего ей не рассказал, и Таня была твёрдо намерена её выяснить. Однако перед этим у неё оставалось ещё два важных дела. И девушка не знала, на какое решиться сложнее.
Стоял душный вечер середины июля. После той памятной грозы на Буян снова вернулась засуха. Таня сидела на полу в своей комнате и, нахмурившись, листала учебник по сольфеджио. Ровным счётом ничего из этих бесконечных рядов нот ей было непонятно. Раздражённо захлопнув книгу, девушка отшвырнула её на кровать.
— Но-но! — «ожил» перстень. — Так обращаться с ценнейшим учебным пособием — это кощунство!
— Чем же оно такое ценное, дед? — удивилась Таня.
— Его написал я, — гордо оповестил скрипучий голос.
Девушка с сомнением покосилась на яркую обложку. «Аристарх Зервас. Всё, что нужно знать об игре на магических музыкальных инструментах», гласили полустёршиеся от времени буквы.
— Кажется, ты ошибся, — хмыкнула Таня.
— А вот и нет! Этот мелкий греческий жулик, Аристархишко, украл у меня почти законченную рукопись и опубликовал её, выдав за свою!
— Тебя послушать, так все только и делали, что воровали твои бесценные идеи! Ещё скажи, что и мир из первохаоса создал ты, а Творец просто свистнул твои наработки.
— Ну, это ты уже загнула, — пробурчал перстень недовольно.
Таня тем временем, изнемогая от жары, выскользнула из джинсов и футболки. Натянув свой старый сарафан в серо-белую полоску, она покрутилась перед зеркалом и пожала плечами. Ей было несвойственно обычное жеманство девушек, она смотрелась на своё отражение в крайне редких и необходимых случаях и далеко не каждый день. Рыжеволосая ведьма справедливо считала, что те, кто действительно заинтересуются ей, смогут разглядеть через обыденную обёртку. А внимание мужчин, клюющих лишь на внешность, ей и вовсе ни к чему.
Вот Ванька любил её всякую, хотя больше, надо признать, Таня нравилась ему в привычных джинсах и свитере. А Глеб смотрел на неё с восхищением вне зависимости от того, во что она была одета… Спохватившись, что мысли её снова потекли в направлении Бейбарсова, девушка показала язык своему отражению и тут же услышала звонок зудильника.
Экран зарябил, а потом на нём показалось лицо Гробыни Склеповой. Лысегорская ведущая явно чувствовала себя не очень хорошо: лицо по цвету почти слилось с зеленоватой стеной позади неё, ярко-розовые волосы забраны в небрежный пучок, из одежды — растянутая майка, явно с плеча Гуни. В обычное время в подобном виде застать Гробыню было практически невозможно. Таня забеспокоилась.
— Хэй, как дела?
Раздался шорох, потом какой-то скрип, а затем послышался капризный голос:
— Гроттерша, мы с тобой столько лет знакомы, а ты по-прежнему не научилась со мной здороваться! Сначала нужно выразить восхищение моей неземной красотой, подивиться сладости голоса, оценить новомодный маникюр, и только потом какделакать!
Таня с облегчением поняла, что, если Гробыня и собралась помирать, то точно не в ближайшее время. По-турецки усевшись на пол, она всё же решила выяснить причину непривычного облика подруги.
— Извини, но сегодня восхищений не будет. Выглядишь ты так себе, — хмыкнула девушка.
Какое-то время Гробыня скептически разглядывала её, будто надеясь, что Таня одумается и выдаст какой-никакой комплимент, но, так ничего и не дождавшись, вздохнула и призналась:
— Если это так, то вини во всём Гломова.
— Гуню? — удивилась рыжеволосая ведьма.
— А ты знаешь других Гломовых? Неа, Гуний такой один, к сожалению или к счастью, — задумчиво подытожила Склепова и с оглушительным шуршанием стала открывать коробку солёных крекеров в форме отрубленных голов.
Проглотив парочку, она вдруг скривилась. Раздался грохот,
