— Как обычно: Соловей Одихмантьевич лютует, игроки дуреют от усталости. Однако в день игры окажется, что команда не так плоха, как сейчас уверяет тренер.
— Что ж, Разбойник не меняется. Однако состав, который он собирает, год от года становится всё лучше. До матча остаются считанные недели, и я в вас верю.
— Спасибо, академик, — кивнула Таня, чувствуя, однако, что разговор о драконболе ещё не окончен. И оказалась права.
— Я… эээм… хотел спросить, тебе нравится твоя работа? То, чем ты сейчас занимаешься?
Девушка знала, как хорошо Сарданапал чувствует фальшь, поэтому ответила искренне:
— Я очень счастлива. Это была моя мечта.
— Единственная? — быстро спросил он.
— Нет, — улыбнулась Таня, — но, безусловно, самая важная.
Старый маг какое-то время вглядывался в её лицо, а потом удовлетворённо откинулся на спинку кресла. Цветные усы подпрыгнули и улеглись ему на плечи.
— Что ж, это заметно: твои глаза горят. Я помню похожий огонь в глазах Леопольда, твоего отца, когда он решил посвятить себя науке. Ну, раз ты счастлива, то я рад и спокоен. Однако позволь полюбопытствовать: что, в таком случае, заставило тебя в столь поздний час вместо заслуженного отдыха искать встречи со мной?
Таня внутренне подобралась. Стычка с Ягуном всё ещё будоражила её, плотным вихрем кружа противоречивые эмоции. Девушка почему-то не сомневалась, что, если уж решение бросить всё и уехать с Ванькой в глушь академик воспринял без особого энтузиазма, то её желание остаться с Глебом он точно не оценит.
— Я… хотела поговорить с вами. Это важно. И срочно. Дело в том… я знаю, что Глеб работает на вас, знаю, что и с какой целью он ищет, знаю, что ему грозит опасность.
Выпалив последнее предложение, девушка замолчала, ожидая реакции Сарданапала. Однако он ничего не отвечал, лишь тонкие и длинные лучики морщинок расползлись по углам его глаз, и Таня с удивлением поняла, что глава Тибидохса улыбается.
— Что ж, ты права, — наконец произнёс он, — это действительно безотлагательное дело. Думаю, для начала ты хотела бы знать, почему я не рассказал обо всём тебе, а доверился Глебу?
В очередной раз поразившись проницательности академика, Таня кивнула.
— Я хорошо помню, что вы, хоть и уважали Бейбарсова за ум, талант и незаурядные способности, отнюдь не одобряли того, в каких целях он использовал дарованные ему умения.
— Всё верно, — кивнул Сарданапал, выпрямляясь и поправляя очки, — однако следует кое-что уточнить. Помнишь, я говорил тебе, сидя здесь почти два года назад, что случившееся с ним дало Глебу шанс, который выпадает раз в жизни, и то лишь самым везучим? Человек с такой яркой судьбой, как у него, был предназначен для чего-то большего. Он сам разрушил всё своими руками. Но когда появился шанс всё исправить, Глеб использовал его на все сто десять процентов. А я помог ему в этом.
— Но почему?… — Таня никак не могла понять, что заставило старого мага поверить в того, кого он считал почти безнадёжным человеком.
Академик покачал головой, явно прочитав её мысли:
— Я не верю и никогда не верил в то, что есть безнадёжные люди. Пока в них горит хотя бы искра первозданного света, всё можно исправить. Главное, создать для этого необходимые условия. Для Глеба таким условием стала потеря дара. И тебя, разумеется.
Дочь Леопольда Гроттера непонимающе нахмурилась:
— Боюсь, я не до конца понимаю. Ванька тоже лишился магии, однако это не спровоцировало в нём никаких значительных перемен.
Сарданапал сцепил пальцы рук и опёрся на них подбородком:
— Дело в том, что их с Глебом ситуации кардинально разные. Ивану было, на что опереться: его воля, его неунывающий характер, его чистое, доброе сердце. У него имелось дело, которое он любил больше всего на свете, у него были друзья, которые любили его, и была ты. У Глеба же не осталось ничего и никого. Да, он сам был в этом виноват, но это не отменяет факта: потеряв и магию, и тебя, он лишился всего, что было дорого ему на этом свете. Он никому не был нужен, никто не любил его по-настоящему — сестры по дару были привязаны к нему, но он не был центром их жизни. У него не было друзей, не было больше цели. И он остался один на один со своей разрушенной до основания жизнью.
Сердце Тани дрогнуло: всё это время она предпочитала не задумываться над тем, насколько болезненно Глеб переживал всё то, что произошло после битвы Ваньки со сфинксом. Потому что в глубине души знала: горечь и мука разъели его сущность почти до основания, ведь тени пережитых страданий нет-нет, да мелькали на радужке его холодных серых глаз.
— Разумеется, перемены, произошедшие в Глебе, не сделали его святым и не обелили его репутацию. Противоречивость его натуры всегда будет причиной замешательства для многих, но тем он ценней как маг. Глеб как замёрзшая река, скованная льдом, под которым — опасные холодные течения. Он всё делает под влиянием импульса, — не всегда светлого — но тем больше магический и эмоциональный потенциал, которым он располагает.
— Так значит, вы хотите, чтобы Глеб посвятил себя работе на благо школы и всего магического сообщества? — уточнила Таня.
— По сути, да, — кивнул Сарданапал, и кончики его усов подпрыгнули. — Он станет полноценным боевым магом, но работать будет не на Магщество. Пожалуй, его можно сравнить с кем-то вроде наёмников Тартара, только со знаком плюс, разумеется. За всё время существования Тибидохса со школой чего только не происходило, это очень древнее место, оплот мощных сил. Нам не помешает опытный и сильный маг, который сможет защитить Тибидохс и детей.
— Почему именно боевой маг?
— Видишь ли, Бейбарсов, хоть и вычистил из себя всю гниль, по сути остался таким же человеком, как раньше. Он деятельный, страстный, ему нужно куда-то выплескивать копящуюся энергию и агрессию. И нельзя придумать лучшего способа, чем делать это в бою.
— Но ведь это значит… — Таня запнулась, — значит, что он всегда будет подвергаться опасности?
Сарданапал слегка склонил голову, глядя на девушку поверх стёкол очков. Ей стало немного неуютно, потому что академик, казалось, видел её насквозь — все её мысли, тайные желания, страхи, все чувства и эмоции были перед ним, как на ладони.
В конце концов старый маг откинулся на спинку кресла и устало снял очки, положив их на край стола. Без этого практически неизменного атрибута, придававшего ему строгости и солидности, Сарданапал выглядел очень непривычно, и Таня вдруг
